Имя Василия Петровича Косенкова по праву можно назвать в одном ряду с именами таких известных современных советских пейзажистов, как Е.И. Зверьков, Н.Е. Тимков, В.Я. Юкин, В.Ф. Токарев. Этих мастеров роднят искренность и чуткость, глубокая эмоциональная насыщенность их лучших произведений, нежная и преданная любовь к родному краю. Именно о таких художниках сказано: «В пейзаже, как и во всяком другом искусстве, человек должен целиком отдаться своему делу, посвятить ему всю свою жизнь и весь жар своей души».

Творческий путь Косенкова отмечен удивительной цельностью. В своих художнических воззрениях он никогда не бросался из крайности в крайность, не поддавался течениям изменчивой моды, влиянию сиюминутных авторитетов. С самого начала художник идет своим путем, формируя личностное видение мира, совершенствуя художественный язык, добиваясь все большей эмоциональной содержательности картин. Он работает страстно и целеустремленно.

В.П. Косенков родился в 1919 году на Смоленщине, исконно русском крае. Его отец, мастер-краснодеревщик, с детства прививал мальчику любовь к искусству, к красоте, научил находить в труде радость, видеть в нем смысл жизни. Еще ребенком будущий художник наблюдал за работой отца, о высоком уровне которой можно было судить по резному иконостасу для церкви в их родном селе Милятино, который тот исполнил совсем молодым, еще до революции. Петр Дмитриевич Косенков был пытливым и способным человеком, хорошо знал историю, географию, любил и понимал музыку. Своими знаниями он щедро делился с другими и всегда находил время для занятий с детьми. До сих пор живописец с чувством глубокой благодарности вспоминает отца, его умение понять душу ребенка, готовность прийти на помощь. В семье царил дух взаимопонимания и взаимовыручки.

С детства Косенков полюбил родную природу, проникся    ее    мягким    очарованием, неброской красотой. Этой искренней и преданной любви художник верен всю свою жизнь.

В 1932 году семья переехала в Москву. По окончании семи классов Косенков поступил в техникум, но вскоре выяснилось, что истинное призвание юноши — искусство. Родители с пониманием отнеслись к поискам сына жизненного пути, по возможности помогали ему и, когда возникла необходимость, пригласили учителя рисования. В 1937 году Косенков поступил в Дулевское художественное керамическое училище. В это время возобновило работу б. Строгановское училище, называвшееся тогда Московским институтом прикладного и декоративного искусства (МИПиДИ). Из нескольких учебных заведений, в частности из Дулевского, были приглашены наиболее одаренные студенты, в число которых попал и Косенков.

Вскоре художника постигло большое горе: умер отец. Теперь он был вынужден сам зарабатывать себе на жизнь, зачастую приходилось работать и по ночам. Учеба в институте отнимала много времени и сил, но он самозабвенно трудился и считался одним из наиболее перспективных студентов. Ученические «штудии» Косенкова привлекли к себе внимание преподавателя живописи МИПиДИ Н.Х. Максимова, который счел возможным показать их выдающемуся художнику, в то время преподававшему в Московском государственном художественном институте имени В.И.Сурикова С.В. Герасимову. Работы понравились, и благодаря этому Косенков получил возможность продолжить свое образование под руководством одного из лучших советских мастеров. Это произошло в конце 1940 года. Через несколько месяцев началась война. Институт эвакуировался в Самарканд. Наступили суровые будни. Стипендии на жизнь не хватало, помощи было ждать не от кого, заработать что-нибудь дополнительно удавалось крайне редко и совсем немного. Студенты голодали. Учеба тем не менее продолжалась и была, пожалуй, единственной радостью в этом существовании.

В картине «На Севере дальнем», посвященной нелегкому труду оленеводов, живописец не сумел до конца отрешиться от определенной доли литературности в сюжете, хотя это произведение более цельно, нежели «Клубника на Севере». Выразительно написанный пейзаж, диагональное построение композиции вносят динамику в картину. Однако статичная поза оленевода в центре холста «приглушает» достоинства картины, снижает ее эмоциональный настрой. Косенков это понимал и потому чуть позже создал второй вариант «На Севере дальнем» — более удачный и по замыслу, и по исполнению. Мы видим неторопливо бредущих на водопой оленей и сопровождающую их собаку-сторожа, которая яростно облаивает свернувшее в сторону животное. Незамысловатая жанровая сценка исполнена большой жизненной убедительности. В ней Косенков с успехом продемонстрировал свои способности художника-анималиста, умение подметить малейшие особенности поведения зверей. Как мы увидим в дальнейшем, Косенков часто изображает животных, птиц, утверждает их самоценность. Достоверная передача присущей им характерности в картинах Косенкова заставляет пожалеть о том, что анималистический жанр не нашел полнокровного развития в творчестве художника.

И все же основа этого цикла — многочисленные пейзажи. Делясь своими впечатлениями о Севере, Косенков говорит: «Меня всегда поражало то чувство особого достоинства, которым буквально дышат северные пейзажи. Они не так отстраненны и чужды человеку, как необжитые места суровой Камчатки. Но даже в городах — вещественных свидетельствах покорения природы человеком — меня не покидало чувство, что природа, признавая смелость и настойчивость людей, лишь уступила им часть своих владений, видя в человеке достойного партнера. Это как бы мирное сосуществование двух могучих исполинов». Эта мысль художника звучит в картине «Окраины Мурманска» (1964). Картина четко делится на три плана: на переднем — городские дома, за ними — линия реки Колы, замыкает композицию изображение гор. В пейзаже ощущается спокойная мощь, дальние горы величественны и монументальны, но склоны их пологие, контуры смягчены легкой дымкой. Основная цветовая доминанта картины — розоватый тон, вносящий в общий строгий колорит полотна особую теплоту. Небольшие по размеру дома органично вписаны в пейзаж; горизонтальная линия их крыш находит отклик в очертаниях гор дальнего плана. Рефлексы густого буровато-серого цвета построек играют на поверхности водной глади Колы, мягко тают в тенях гор.

Снова и снова манил Косенкова Север. В 1966 году живописцу представилась возможность поехать на Камчатку. Величественные громады гор, суровая мощь природы глубоко поразили его воображение. Он объездил весь край. Побывал и на Чукотке. Путешествие дало огромный материал для создания цикла картин, посвященных жизни этого уголка земли.

В целом середина 1960-х годов отмечена в творчестве художника решительным поворотом к пейзажу. Интересен пейзаж «Суровый край» (1966). Над свинцовой водой бухты Лаврова нависают черно-фиолетовые громады гор, задерживающие облака. Глухой колорит, предельно лаконичная композиция рождают ощущение мрачной отстраненности пейзажа человеку. Оно усиливается сглаженной живописной фактурой полотна, подчеркивающей угрюмость типичного камчатского ландшафта. Любое человеческое вмешательство в природу кажется здесь немыслимым, попытка укротить ее обречена на неудачу.

В том же ключе картина «В фиордах Камчатки» (1966), где северные птицы, так естественно расположившиеся на голых камнях, изображенных на переднем плане картины, представляются единственными возможными обитателями этой неприветливой стороны. Отвесные скалистые горы, плотная холодная вода залива, тяжелое северное небо как будто дышат скрытой угрозой всякому, кто мечтает о покорении дикого края.

Интересно, что ни в одном из пейзажей этой серии Косенков не пишет разбушевавшиеся силы природы. Царит вечная тишина, воды недвижны, горы незыблемы, но в этом спокойствии явственно звучит предостережение.

Логическое продолжение цикла — картина «На Дальнем Севере», созданная также в 1966 году. В ней человек вступает в открытое противоборство с природой, пусть пока и робкое, бросает ей первый вызов. У подножия величественных гор лепятся крошечные домики. Они прижались к земле, словно ищут у нее защиты от мощных порывов ветра, способного все смести на своем пути. Сопоставляя объемы могучих горных массивов и тонких мачт, поддерживающих нити проводов радиостанции — знака обжитой местности, — художник помогает зрителю осознать повседневный героизм жизни людей — покорителей Севера. И если замкнутая композиция первых двух произведений подчеркивает еще большую отчужденность пейзажа, то в картине «На Дальнем Севере» удачно использованный эффект фрагментарности изображения позволяет автору мысленно расширить границы картины.

Косенкову присуще романтическое отношение к жизни. В своем искусстве он воспевает натуру, а следовательно, и преображает ее силой своей творческой фантазии. Само видение действительности подсказывает живописцу создание таких художественных образов, в которых используемые мотивы обладают своими, в высшей степени характерными приметами. Косенков типизирует изображаемые явления, романтизирует их, приподнимает над обыденностью. Он избегает документальной описательности, воплощая в замысле свои настроения и мечты.

Своеобразное слияние жанров сюжетной картины и пейзажа в картине «Утро. Мальчики» (1964) означено органичным единством и цельностью художественного образа. На переднем плане спиной к зрителю на залитом солнцем пригорке сидят мальчики. Занятые неторопливым разговором, они любуются солнечными зайчиками на глади реки, за которой синеет дальний лес. Все очень просто, безыскусно и вместе с тем исполнено поэзии и вдохновения. Построенная на диагоналях композиция выявляет основную мысль картины: устремленность вдаль, в полет, в неведомое беспокойной юности. Автор, искренне и преданно любя все живое, подчеркивает неразрывность существования человека и природы, считает их взаимодействие облагораживающим. Видимо, это и обусловило преобладание в творчестве Косенкова активных по колориту весенних, летних пейзажей, картин начала осени. Яркие краски соседствуют, контрастируют, взаимодействуют друг с другом, рефлексируют, но художник успешно справляется со всем многоцветьем. Майский солнечный день изображен на полотне «В Колзаковском саду» (1965). Праздничное бело-розовое кипение цветущей вишни ярко противопоставлено изумрудной траве, синему небу. Оно словно освещает картину. Художника пленяет светлая оптимистическая красота мотива.

Романтизм пейзажей Косенкова звучит как утверждение окружающей живописца действительности. Он искренне восхищается ею. В свое время П.П. Кончаловский говорил: «Просто брать то, что видишь, действовать, как фотограф, я не мог никогда: без построения нет искусства, а есть один голый натурализм, который я считаю заклятым врагом искусства, самой заразительной его болезнью». Это вполне можно отнести к Косенкову. Следуя натуре, мастер не становится ее рабом. Не будет преувеличением сказать, что уже на первом этапе работы, в мгновенном наброске, исполненном карандашом или углем, начинается процесс «преодоления действительности», который заключается в поисках характерного и продолжается вплоть до окончания той или иной картины.

Особенно показательны в этом отношении зимние пейзажи Косенкова. Среди них в первую очередь следует назвать работу «Морозное кружево» (1965), в которой художник захотел написать солнце. Попытка удалась. Золотые лучи заходящего солнца пронизывают тончайшую вязь покрытых инеем веточек деревьев, дарят холодному голубоватому тону снега неисчерпаемое богатство неуловимых нюансов. Сочетание золотистых и серебристых оттенков сообщает произведению воздушную трепетность. Красочная поверхность картины живет, пульсирует — солнечные зайчики скользят по перламутровому инею, вспыхивают желтыми, розовыми, сиреневыми, жемчужными огоньками. «Морозное кружево» — этапная картина в творчестве Косенкова. В ней наметилось качественное изменение средств художественной выразительности, используемых мастером. Если ранее он использовал плотные, сочные краски, широко клал их на холст, то теперь появился интерес к более детальному изучению возможностей цвета, его градаций, прозрачности. Автору вспомнились уроки С.В. Герасимова, живописца-виртуоза. Эта тенденция выявилась в творчестве мастера в середине 1970-х годов и окончательно утвердилась в его творчестве в начале 1980-х годов, когда наряду с излюбленным пастозным мазком Косенков начнет применять лессировки.

Зимние пейзажи художника отличаются особой проникновенностью. Он любуется богатым снежным покровом, сверкающим на солнце, забирается в самую глушь леса, слушая тишину спящей природы, наслаждается величием и красотой русской зимы. В чудесном пейзаже «Мороз и солнце» (1966) светозарная атмосфера окутывает стройные березы, гордо несущие свои позолоченные солнцем кроны, маленькую елочку, одетую в теплую снежную шубку. Тонко написанный иней как будто переливается под солнечными лучами, вибрирует, подчеркивая особую свежесть дня.

Долгим зимним сном скована природа на картине «Иней на Мсте» (1963). Перед нами лесная опушка, неподвижно стоят деревья, чуть согнувшиеся под тяжестью снежных одеяний, спит подо льдом река, лишь изредка хрустнет, обломившись, тонкий сучок, и вновь воцаряется мертвая тишина. Ложатся сумерки, сгущаются тени, и кажется немыслимой любая попытка нарушить этот вечный покой. Преобладание приглушенных тонов в колорите, замкнутая композиция усиливают печаль и уныние безжизненной дремы.

Близка по настроению к «Инею на Мсте» картина «Апрель (Разлив)» (1966). Тающий снег, половодье, проталины с пожухлой травой... Природа с трудом освобождается от жестокой власти зимы. Распрямляются ветви деревьев, медленно, неохотно уходит талая ледяная вода, отражающая сумрачное, неприветливое небо. Колорит также решен на сочетании темных тонов — буро-зеленых, коричневых, акцентирующих холод и неуютность этого скрытого от животворного солнечного света лесного уголка.

Тема, затронутая художником в пейзажах «Иней на Мсте» и «Апрель (Разлив)», находит завершение в лиричном полотне «Подснежники в лесу» (1967). Угрюмый лес оживляет первая улыбка весны — под раскидистыми мрачными лапами ели, на едва оттаявшей земле, усыпанной сухими иглами, расцветают нежные подснежники — предвестники скорого тепла. «Всплески» звонкого синего цвета оживляют общее колористическое решение картины, вносят в него светлую оптимистическую ноту.

Бродя по лесам, полям, неспешно вглядываясь в окружающую его жизнь, художник не может не размышлять о ее течении, изменениях и, следовательно, пытается выразить свои мысли в произведениях, при этом оставаясь предельно сдержанным. Так в картине «Бузина» (1966) Косенков изображает уголок заброшенного деревенского сада, заросший буйным бурьяном. Темно-зеленый цвет высокой крапивы, мощных лопухов контрастирует с пламенеющим пурпуром ягод бузины и придает пейзажу ощущение тревоги, которая наводит на мысль о пустеющих деревнях, о «Руси уходящей». Скромный сюжет обретает философский смысл, становится многозначительным обобщением.

Таинственности, недосказанности полон «Черемуховый вечер» (1967). Мягкий сумрак растворяет дневные краски, поглощает серебристые голубые, сиреневые, зеленовато-коричневые оттенки, навевает сладкую мечтательную полудрему. В таких пейзажах в полную силу звучат лирическое мироощущение художника, его благоговейное восхищение этим неизбывным богатством.

На рубеже I960—1970-х годов Косенков приобрел ускоренный темп письма. Работа на натуре всегда привлекала его, но, как правило, созданию законченных картин предшествовала длительная работа в мастерской по этюдам, наброскам, воспоминаниям, в результате чего подчас меркла свежесть передачи настроения. Теперь же мастер постоянно берет с собой уже загрунтованные, подготовленные к работе холсты, неустанно пишет по непосредственным впечатлениям, подмечая сиюминутные изменения состояния природы, торопясь запечатлеть на полотне живое ощущение натуры, и в то же время умело избегает натуралистичности. Таков его пейзаж «Северная река» (1970). Это типичный пейзаж юга Кольского полуострова. Больше половины плоскости картины занимает изображение мощной северной реки Умбы. Катятся бурные волны с гребнями пены, с силой разбиваются о валуны, поднимающиеся на пути этой лавины. До зрителя как будто доносится неумолчный гул бешеного потока, едва сдерживаемого берегами, на одном из которых привольно раскинулась поморская деревня. На первый взгляд кажется, что дома стоят слишком близко к реке, и это делает их зависимыми от ее состояния. Но при более внимательном рассмотрении зритель проникается мыслью, которую хотел выразить художник: человек главенствует здесь, он может подчинить себе своенравную стихию. Для "Создания такого впечатления художник использует все многообразие живописных средств: пишет свободным мазком, краска фактурно ложится на холст, подчеркивая динамичность композиции. В колорите господствует фиолетово-серый тон, который придает картине законченность.

Холодноватая лиричность красоты Кольского полуострова глубоко взволновала художника. В «Белой ночи в Хибинах» (1970) он создал хрупкий, прозрачный, но глубоко материальный при всей своей возвышенности образ природы. Произведение написано буквально на одном дыхании. Плененный особой воздушностью, которую дарит миру голубой сумрак белых ночей, чуть гасящий интенсивность летних красок, живописец лихорадочно работал, стремясь уловить и запечатлеть эту ускользающую тихую мелодию. Косенков убежден в том, что главное в картине — умение передать поэзию мгновения, все должно быть наполнено трепетом жизни; бездушное механическое изображение оболочки предметов уничтожает искусство, низводит картину до уровня ремесленной поделки. В творчестве Косенкова естественным следствием подобного взгляда является то, что подавляющее большинство пейзажей мастера носит камерный характер. Такие полотна следовало бы назвать этюдами, но, при всей мгновенности работы художника, они, как правило, отмечены удивительной цельностью и законченностью, что позволяет видеть в них самостоятельные произведения.

Несмотря на сравнительно скромные размеры пейзажа «Белая ночь в Хибинах», эта картина поистине монументальна по духу. Показ необъятных просторов, спокойной золотисто-розовой глади небольших, привольно раскинувшихся озер, в которых отражается высокое небо, точно найденная мера обобщенности живописного решения сообщают картине эпичность, особую завораживающую величавость.

Тем же настроением проникнуто произведение «Озеро Умба» (1970). Изображен живописный уголок Кольского полуострова. На первом плане — Хибинский массив, на дальнем — полоска синих гор. Девственно чистая вода озера, огромные валуны, лежащие на заросшей мхом земле, рождают ощущение первозданности природы. В связи с этой картиной вспоминаются слова А.А. Федорова-Давыдова: «Богатство советской жизни, богатство психики советского человека приводят к небывалому богатству и разнообразию советского искусства, в том числе и пейзажной живописи. Нужны пейзажи и лирические, и эпические. Советский человек воспевает природу как образ Родины в своих песнях и отображает в пейзажах». Действительно, человеку дорого и радостно видеть в живописи преобразованную природу», но не менее дорога ему возможность увидеть самые укромные уголки земли, приподнять вместе с художником покров ее самых сокровенных тайн. Логично ожидать, что художник-пейзажист предложит вниманию зрителя только такое произведение, в котором звучат новая мысль, свежее чувство. «Природу надо видеть своими глазами, а не под влиянием другого художника. В пейзаже ценны правда и индивидуальность. Природа так многогранна, что о ней есть что сказать еще никем не сказанное». Такова направленность и искусства Косенкова.

Выразительна композиция пейзажа «Одуванчик цветет» (1972). Развивающееся вглубь пространство, гаснущая по мере удаления интенсивность цвета способствуют созданию ощущения наполненности картины воздухом. Показательно, что живописец никогда не обращается к изображению садовых цветов. Его не привлекает их великолепие. Пожалуй, только сирень, пленяющая своей полудикой пышностью, является исключением. В полевых цветах художник находит возвышенную поэзию. Восхищаясь жизнестойкостью сорного одуванчика, белой таволги, скромной лесной черемухи, чувствуя их особое величие, он пристально вглядывается в природу, буквально сливается с нею. Аналитичность вообще характерна для Косенкова. В «Последних лучах (Иван-чай)» (1974) яркие всплески малинового цвета, вариации его от ярко-розового до сиреневого, игра зеленых оттенков, оранжевый цвет отсветов лучей заходящего солнца, пастозное письмо волнуют зрителя.

Художник любит сумерки; вечер всегда создает поэтическое настроение. Мастер с увлечением улавливает тончайшие нюансы сближенных красок, торопится запечатлеть увиденное на холсте.

Одна из наиболее лиричных картин мастера — «Олина сирень» (1974). День отступает, на землю опускаются сумерки, ложатся вечерние тени, нежно розовеет в лучах заката небо, и на его фоне сиреневый куст переливается голубыми, синими, фиолетовыми отблесками, медленно погружается в темноту. Красочная поверхность холста пульсирует, в ней явственно ощущается трепет жизни, поддержанный сочетанием прозрачных лессировок, все более широко применяемых теперь и любимых живописцем пастозных мазков. И раньше неоднократно художник обращался к мотиву цветущей сирени («Сирень цветет», 1960; «Сиреневый вечер», 1965), но только в «Олиной сирени» автору удалось достичь адекватности выражения на холсте своего восприятия возвышенной красоты, передать ощущение струящегося теплого воздуха.

Для художника ценно любое состояние природы. Не оставляют его равнодушным очарование осенних дней, «в багрец и золото одетые леса». Звучная локальность палитры «Осени на Раданке» (1965), пестрое разноцветье «Бабьего лета» (1975) несут в себе большой эмоциональный заряд, сочетающийся с горьковатой печалью «пышного природы увяданья». Но это красота, так сказать, заметная всякому. Что же привлекало живописца в природе в момент, запечатленный, например, в «Бурном дне» (1973)? Озеро Мстино, прохладный день конца лета, порывистый ветер гонит плотные облака, волнует озерную гладь. В просветах облаков — «окошечки» ярко-синего неба... Возможно, что повышенная динамичность состояния природы и захватила пейзажиста.

Тонкое изящество «Теплого дня (Верба)» (1978) позволяет отнести это произведение к числу наиболее удавшихся работ Косенкова. И здесь сюжет предельно прост: ранняя весна, цветение вербы. Ее пушистые желтые шарики как будто вобрали в себя солнечное сияние. В светоносном колорите картины преобладают мягкие пастельные тона, и, несмотря на господство в нем холодноватого голубого цвета, органично сочетающегося с робкими оттенками розового, картина лирична. Ощущение нежной теплоты поддерживают мастерские лессировки, изысканная валерность цветов. С каким восторгом, трепетной бережностью пишет художник это «утро жизни», как искренне любуется им! И потому нельзя не согласиться, когда Косенков говорит: «Видя такую красоту, хочется жить, дышать, наслаждаться каждой минутой,  каждой секундой бытия.»

Настроением умиротворенности, элегической задумчивости отмечен целый ряд зимних пейзажей («Изморозь», 1972; «Зимний вечер», 1977; «Иней», 1980), но каждый раз перед нами возникает совершенно иной образ природы, неисчерпаемой в своих проявлениях. Отрадно, что верный глаз мастера, творческая фантазия не подводят его, раскрывают перед ним все новые и новые горизонты, помогают создавать полнокровные художественные образы. И как исключения лишь подтверждают правило, так и отдельные срывы, выпадающие на долю любого художника, лишь подчеркивают высокое качество его задушевных и искренних произведений.

Так нельзя отнести к явным творческим удачам пейзаж «Белый снег пушистый» (1980). Четкие геометрические линии фронтально стоящего деревенского домика, чередующийся ритм вертикалей и горизонталей сообщают картине известную сухость и плоскостность. Позе девочки, поднявшей лицо навстречу ласкающим снежинкам, присуща некоторая застылость, ее фигурка воспринимается стаффажем. Даже достоверно написанный падающий снег, осязаемость его мягких хлопьев, как будто скользящих по тонким веточкам березы, не оживляет картину. И если лучшие работы Косенкова как бы созданы на одном дыхании, то здесь сюжет достаточно повествовательный, что не характерно для творчества мастера и вызывает в памяти его ранние тематические композиции. Впрочем, сам художник говорит: «Сюжетно-тематическая картина не моя стихия, Я воспринимаю ее как прозу, в то время как пейзаж для меня — полет, возвышенная поэзия. На создание «Белого снега пушистого» меня и подтолкнул сам мотив летящего снега, устилающего землю пышным ковром. Захотелось передать восторг, который подарила мне тогда нежная зимняя погода, а не просто ее красоту и прелесть. Я живо помню это ощущение, И поэтому мне жаль оставлять это произведение, хочется его доработать, чтобы оно зазвучало так, как это было задумано».

В то же время полотно «У высоких широт» (1978) более удачно, хотя и предельно статично. Здесь статичность — оправданный художественный прием. Монументальность камчатской природы имела огромное воздействие на живописца. Уже из первой поездки он привез обширный натурный материал, а повторное посещение Камчатки в 1977 году позволило Косенкову дополнить собранное, освежить впечатления. Сюжет картины «У высоких широт» составил эпизод из жизни полярников. Близость фигуры полярника, сидящего на санях с собачьей упряжкой, к нижней раме холста, низкая линия горизонта сообщают произведению монументальность и эпичность. Сила полярника, отразившаяся в его облике, уверенная поза мужчины соответствуют обобщающему образу покорителя Севера. Жизнь и быт там немыслимы без верных друзей и помощников человека — собак, и не удивительно, что значительная часть холста отведена изображению этих животных. Достоверное изображение животных, их точно подмеченной внутренней готовности в любой момент повиноваться зову человека дополняют достоинства картины.

Показательно, что монументальность — неотъемлемое качество очень многих произведений мастера, посвященных Северу, будь то Камчатка, Чукотка или Север европейской части СССР. Необыкновенной поэтичностью проникнут пейзаж «Звездные ночи Карелии» (1980). Близкий сердцу россиянина мотив — замечательный памятник древнерусского деревянного зодчества Кижи — обретает на картине черты таинственности, ирреальности. В высоком темно-синем небе мерцают звезды, их дрожащие отсветы играют на поверхности уснувшего озера, а над ним вырастают, словно парят в воздухе, чудесные церкви — Преображенская и Благовещенская, тонкие силуэты которых окутаны слабым сиянием полумесяца. Господствующая в картине атмосфера полусказки захватывает зрителя, заставляет его надолго остановиться перед холстом, попытаться вслушаться в тишину ночи, восторженно изумиться дивному изяществу храмов.

Несколько лет работал художник над созданием этого произведения, написал множество этюдов и эскизов. Но главное, что сумел сохранить мастер, донести до зрителя — непосредственность того первого ощущения восторга и благоговения, которые глубоко запечатлелись в его душе, пленительную музыку вечно прекрасного искусства.

Косенков говорит: «Я много раз бывал в Карелии, любовался Кижами. Очень хотелось написать их. Но было страшно... Это достаточно часто встречающийся у художников мотив, и я боялся, что то чувство преклонения, которое вызывает у меня эта жемчужина древнерусской архитектуры, потускнеет на холсте. Картина могла бы превратиться в еще одну «штудию», затеряться в бесконечном ряду повторения пройденного.

И вдруг эта ночь... Я как будто увидел все новыми глазами. Струящийся на землю мягкий свет месяца и звезд преображал все вокруг. Пейзаж дышал спокойствием и умиротворенностью, и на его фоне удивительно органично воспринимались пластичные силуэты деревянных церквей, царственно возносящих в небо свою торжественную красоту. Я был буквально заворожен этим зрелищем, немедленно сделал несколько набросков. Работа захватила меня целиком».

Трудоспособность — отличительная черта характера Косенкова. Он — натура увлекающаяся, каждому своему пейзажу отдает себя без остатка, пишет искренне, с любовью. Может быть, именно поэтому на счету у художника столько творческих удач. Живописец способен самозабвенно трудиться, не думая об отдыхе, стремясь к одному — добиться наиболее полного выражения сюжета.

В этом отношении интересно обратиться к его пейзажу «У острова Валаам» (1979). Цельность, глубокая философская значимость — вот основополагающие качества, присущие произведению. Оно воспринимается как подлинный гимн природе. Почти все поле картины занимает изображение водного простора Ладожского озера. Лишь на переднем крае виден краешек скалистого острова, на котором растет тонкая березка, дальше — мягкие очертания островков архипелага. Вольный холодный ветер гонит волны по воде, рвет свинцовые облака, треплет золотую осеннюю листву березки, которая словно звенит под его порывами. Ее интенсивный горящий цвет как нельзя лучше подчеркивает основной холодный пронзительно-голубой тон колорита, вносит в него звучный аккорд.

Но все же истинное призвание художника то, что по-настоящему близко душе мастера. — природа средней полосы России. На протяжении всей своей жизни Косенков пишет неброские задушевные пейзажи Подмосковья, вновь и вновь очаровывается их вечной красотой. В лучших произведениях живописца не бывает «перечислений», поскольку каждое — портрет природы, цельный и емкий. Привлекательность картин художника заключается в его обращении к мотивам, настолько привычным, что мы подчас перестаем замечать их прелесть. Так что кажется немыслимым пройти равнодушным мимо этого великолепия. Передать великолепие знакомого — задача живописца. «Меня пугают люди, невосприимчивые, глухие к красоте. Ведь именно умение чувствовать, сопереживать и делает человека человеком, обогащает его, облагораживает его душу. А бывает так, что человек вдруг видит нечто столь прекрасное, что даже дух захватывает. А как это остановить? Как поделиться с другими? И если это все-таки получилось, значит, картина удалась. И в данном случае неважно, создал ли ее поэт, прозаик, музыкант или живописец. В любом случае, это прежде всего — Художник. И если я буду видеть, что мои картины волнуют людей, заставляют их задуматься, затрагивают их души, я буду счастлив сознанием, что достиг своей цели. Для того я и работаю, чтобы иметь возможность дарить людям прекрасное».

Любое время года находит отклик в творчестве художника, ему одинаково близки, равно любимы холодная прозрачность зимы, буйное цветение лета, печальное увядание осени, звонкое весеннее пробуждение. В его «среднерусских» пейзажах нет эпического размаха, они предельно скромны. Камерность мотивов обуславливает небольшие размеры картин. В малом Косенков находит значительное, в случайном — закономерное. В 1980-е годы палитра художника становится изысканнее. В лучших своих картинах мастеру удается достичь большой жизненной убедительности. Тихая мелодия пробуждающейся жизни звучит в пейзаже «К весне» (1981). На картине изображен уютный уголок «Академической дачи». Уже тронулся лед на озере, изящные черемуховые деревца медленно освобождаются из объятий долгого зимнего сна. Изысканный перламутровый розово-голубоватый колорит придает изображаемому особую воздушность, ощущение хрустальной чистоты. Художник передал трудноуловимый миг жизни природы, впечатление затаенной неги, которой отмечено первое дыхание весны.

И не что иное, как стремление донести впечатление роднит искусство Косенкова с искусством столь любимых мастером импрессионистов. «Я готов без устали смотреть на их картины. В них я вижу жизнь, движение. Они наполнены воздухом и светом, они так же изменчивы, как сама природа, и так же начисто лишены случайных красивостей». Влияние живописи импрессионистов на Косенкова огромно. Благодаря ей он научился подмечать рефлексы цветов, их взаимодействие. Искусство импрессионистов стимулировало врожденную тягу мастера к фрагментарным композициям, позволяющим воспринимать произведение как изображение одного из многочисленных явлений жизни, стимулировало его стремление работать на пленэре. Интерес Косенкова к творчеству французских художников не обезличил его, не превратил в слепого подражателя, напротив, помог найти себя.

Интерес к возможностям цвета нашел яркое воплощение в произведении «Утро туманное» (1983), где художник намеренно ограничил палитру одним тоном, построив колорит картины на перетекании оттенков. Вибрирующий нежно-сиреневый легко поднимающийся над озером туман скрадывает контуры берегов, растущих на них деревьев, окутывает его полупрозрачной пеленой. Подобную колористическую задачу решает Косенков и в пейзаже «Восход солнца над озером» (1984), в котором также передает изменчивость солнечного света, мерцание воздушной среды. Наряду с творчеством импрессионистов, Косенков внимательно изучал искусство целого ряда крупных русских и советских художников — И.И. Левитана, В.Д. Поленова, Ф.А. Васильева, И.Э. Грабаря, А.А. Рылова. Особое впечатление произвело на него творчество художника-философа М.В. Нестерова: «Меня всегда поражала глубина понимания Нестеровым природы. Это истинно мыслящий художник. Отточенное мастерство, продуманное решение картины, великолепный отбор деталей композиции, тончайшая цветовая нюансировка свойственны всем его произведениям. «Видение отроку Варфоломею» я воспринимаю как одну из недостижимых вершин мирового искусства. В «Видении...» господствует просветленная красота, возвышенное поэтическое чувство, оно глубоко национально по духу».

Глубоко национальны и пейзажи Косенкова. В них нет назойливой демонстративности и декларативности, фальшивого восторга «безыскусностью» деревенской природы. Искусство Косенкова жизненно и гуманно. Любой пейзаж кажется мастеру достойным эстетической оценки, потому что таит в себе неисчерпаемые возможности художественного, живописного перевоплощения. И под кистью Косенкова рождаются одухотворенные пейзажи. В них открываются такие качества, которые не могли бы выявиться при иллюзорно достоверном изображении сюжета на картине. Ему чужда фотографическая точность, автор стремится донести до зрителя ту внутреннюю жизнь, которой исполнены взволновавшие его образы. Таково полотно «Река Истра (Дубки перезимовали)» (1983). Диагональное построение композиции произведения подчеркивает активность природы, уже обласканной первым весенним теплом. Яркий ржаво-оранжевый цвет прошлогодней листвы на тонких ветках взметнувшихся вверх дубков на переднем плане «звучит» праздничной мелодией в общей симфонии красок пробуждающейся природы.

Звонкая нарядность ярких дней не перестает радовать Косенкова, дарит художнику ощущение полноты бытия. Таковы его «Первая зелень» и «Цветущий луг» (обе 1983 г.), «Лялина поляна» и «Весенняя радость» (обе 1985   г.).   Светлая   мажорность   пронизывает пейзаж «Весенний этюд» (1985) с его нежной зеленью пробивающейся молодой травки, опушенных шелковистыми листочками стройных березок. Нельзя не упомянуть и картины «Яблоня в цвету», «Цветущий сад», «Вишня цветет» (все 1985 г.). От более ранних полотен их отличает тонко разработанный цвет, которым живописец лепит форму, свободный, раскованный мазок, некоторая элегичность настроения, в то время как уже упомянутая картина «В Колзаковском саду» поражает жизнерадостностью, предметной осязаемостью.

В.П. Косенков — счастливый человек. Несмотря на все невзгоды, выпавшие на долю художника, самой страшной из которых была война, он сумел сохранить в себе искреннюю любовь к миру. Душа мастера распахнута красоте, добру, которые Косенков спешит дарить людям. Исключительную роль в его жизни играет верный и преданный друг, неизменный спутник во всех поездках, доброжелательный помощник, любящая и любимая жена — Елена Борисовна. В ее отношении к мужу органично сочетаются нежная любовь, почти материнская заботливость и бесконечное уважение к нему и делу его жизни.

Косенков истинный поэт прекрасного. Искусство мастера искренне, оно несет в себе мажорное жизнеутверждающее начало, которое сродни чистым детским впечатлениям.

Живописец находится сейчас в расцвете творческих сил. Новые страницы его творчества открывают новые перспективы, позволяющие мастеру глубже познавать душу природы,   создавать  ее  незабываемые   портреты.

 

А.О. Сопоцинская