Александр Иванович Саханов, директор Московского областного художественного училища «Памяти 1905 года»

 

Советский народ по праву гордится своими специалистами самых различных профессий, людьми пытливой мысли и тонкой души, глубокой убеждённости, людьми, чьи знания неотделимы от идейности, гражданской принципиальности, моральной чистоты. Такое гармоническое соответствие всех качеств достигается только в том случае, если система обучения и воспитания слитны и взаимодействуют, обогащают друг друга.

Мы же, художники, в своей педагогической практике нередко разрываем, расчленяем это единство, и для нас существует как бы два обособленных процесса, каждый из которых развивается сам по себе.

Мы, педагоги, обязаны формировать духовный мир молодого художника. На нас лежит ответственность не только за его профессиональную оснащённость, но и за его идейный и моральный облик.

Серьёзность этой задачи требует и серьёзного анализа причин, мешающих её выполнению. Надо сказать прямо, что воспитательную работу в художественных учебных заведениях мы зачастую рассматриваем ограниченно, односторонне, сводя её к так называемым «мероприятиям» — вечерам, собраниям, лекциям, экскурсиям и т. п. Эти формы работы важны, но они не могут быть решающими.

Воспитание — длительный, постепенный, непрерывный и сложный процесс общения ученика и педагога. Это — совокупность различных средств активного воздействия на разум и чувство учеников, воздействия через множество граней, с обязательным учётом особенностей характера, склада ума, склонностей и интересов будущего художника. Воспитание — творческий процесс, а не преподнесение заученных сентенций. Воспитатель обязан знать, какие изменения происходят в сознании его подопечного, что волнует, тревожит, радует или печалит его, что необходимо ему для духовного роста. И нет такого специального или общеобразовательного предмета, на основе которого, наравне с изучением дисциплины, нельзя было бы поднимать вопросы этического порядка.

Эстетическое воспитание не может идти в отрыве от этического. Так должно быть. Но так ли есть на самом деле?

Мой опыт и наблюдения дают мне возможность сделать некоторые выводы. Один из них заключается в признании печального факта недостаточной педагогической подготовленности и недостаточной ответственности художников-преподавателей художественных учебных заведений.

Мы крайне обеднённо и узко трактуем содержание работы педагога, мы привыкли относиться к нему как к человеку, который, изучив программный материал, прививает ученикам необходимые профессиональные навыки или читает теоретический курс. И только. Но быть подлинным наставником, примером для подражания — разве эти качества не обязательны для педагога?

Среди художников-преподавателей есть настоящие энтузиасты, подлинные мастера своего дела. Однако большей частью это люди высокой профессиональной подготовки, но полагающие, что воспитание — не их обязанность, для этого, мол, существуют особые дисциплины и общественные организации. Но разве подобные рассуждения не свидетельствуют о непонимании задач педагога?

Кто не помнит античный миф о кипрском художнике Пигмалионе, который высек из мрамора статую девушки и влюбился в неё. Любовь к своему творению была столь сильна, что вдохнула в мрамор жизнь и статуя ожила. Красивый и поучительный миф. Он говорит о значении любви к своему делу.

 

Ну, а мы, педагоги, можем мы утвердительно ответить на вопрос: любим ли свой труд и своих питомцев истинной любовью, всё ли нами сделано для того, чтобы они были художниками в высоком смысле слова — с широким кругозором, с живой душой и устойчивым мировоззрением? Думаю, нет, не можем.

Ян Коменский в книге «О культуре природных дарований» замечает: «...природное дарование человека будет тогда отработано, когда... он приобретает способность много мыслить...»

Нередко и мы говорим о необходимости развивать у студентов самостоятельное художественное мышление, никто из нас не подвергает сомнению эту истину. Но нельзя и утверждать, что мы последовательно руководствуемся ею в своей работе.

Нам могут возразить: что же, художественные учебные заведения до сих пор выпускали бездумных, плохо воспитанных людей? Неужели нет никаких успехов и достижений в подготовке молодых художников? Есть! Они общеизвестны и бесспорны. Но сейчас идет разговор о том, чтобы устранить недостатки с целью умножить успехи.

 

Давайте бегло проследим за эволюцией некоторых наших учеников с первого по пятый курс, от поступления до окончания.

Приём: 5—7 человек на место. Начинается, как кто-то остроумно заметил, не «отбор», а «набор». Действительно, при существующих правилах приёма и при недостатке педагогического чутья у членов приёмной комиссии получается «набор». Как правило, в числе принятых оказывается и какой-то процент людей случайных, без призвания и, как выявляется позже, без желания учиться.

В течение первого года обучения у учащихся наблюдается повышенная общественная активность, в поведении — скромность, дисциплинированность. Заметно расширяется круг интересов. Но вскоре у отдельных молодых людей появляется странное отношение к занятиям — как к нудной и очень будничной обязанности. На 2—3-х курсах с частью студентов происходят прямо-таки удивительные метаморфозы: откуда-то берется самодовольство, развязность, манерность, непременно отращиваются длинные волосы и борода, а у девочек на голове «вырастает» невообразимо дикая копна. Активность снижается, возникают иждивенческие настроения. Рассуждения молодых людей полны самоуверенности, безапелляционных критических оценок. По выставкам они ходят вразвалку, с видом скучающих знатоков. Хорошим тоном считается осуждение «старой школы». В иллюстрациях к стенной газете, в оформлении помещений к вечерам — нарочитая небрежность, подчёркнутая диспропорция. Так незаметно возникает эстетический «вывих». Откуда же он?

 

Проскучав таким образом четыре года, но именуя себя уже не иначе, как «мастерами», некоторые из наших воспитанников на пятом курсе с тем же равнодушием приступают к дипломной работе. Профессиональную выучку они получили хорошую: профессора и преподаватели дали им нужные знания. Но почему же дипломы так бедны по мысли, беспомощны по композиции и тусклы по колориту? И почему на публичной защите, по мнению оппонентов и членов экзаменационной комиссии, что ни дипломант — то самородок, а на закрытом совещании комиссия ставит такому «самородку» тройку? Кого мы вводим в заблуждение?

 

Завершается обучение грустно. Молодой художник (из числа тех, о которых мы говорим) идти учителем рисования в школу не хочет, ехать в глубинные районы страны не желает, оформителем быть не намерен. Он хочет поскорее окончить вуз и сразу попасть на выставку в «Манеж». Такому человеку нетрудно свернуть с пути реалистического искусства, отвергнуть добрые традиции и возомнить себя «новатором». Ведь от легковесного отношения к труду до абстракционизма очень короткий путь.

 

Кто же повинен в этой ограниченности духовного мира нашего выпускника? Кто несёт ответственность за брак в подготовке специалистов? Кто виноват, что среди способной, трудолюбивой, серьёзной учащейся молодёжи находятся плохо приспособленные к трудовой творческой деятельности люди, чьи идейные принципы не отвечают тем требованиям, которые предъявляютя сегодня к художнику, к человеку?

 

Научить понимать красоту в искусстве мы можем. А вот научить видеть и чувствовать красоту в нашей жизни, красоту труда — не всегда умеем. Иные воспитанники наши не едут туда, где они нужны, потому что мы — педагоги и руководители — не воспитали в них чувства долга. Да и что несут они в себе, что повезут с собой, что могут дать людям? Ведь в их духовном багаже нет ни молодой воодушевлённости, ни творческого отношения к жизни.

 

Товарищи художники и педагоги! Как ни горько сознавать, но львиная доля вины за подготовку таких «специалистов» лежит на нас.

 

Можно только приветствовать постановку вопроса о повышении квалификации художников-преподавателей на недавней сессии Академии художеств СССР, Важно, чтобы Академия помогала «оттачивать» педагогическое мастерство, изучать опыт лучших, расширять кругозор воспитателей, поднимать их знания до уровня требований времени. Нельзя мириться с тем, что преподаватель художественного училища бессилен помочь учащемуся разобраться в сложных явлениях действительности. Необходимо возбудить и его творческую активность. Художник, годами не участвующий на выставках, не может рассчитывать на успех своих учеников. Академия художеств СССР должна помогать учебным заведениям в их поисках лучших форм и методов воспитания и обучения, в передаче опыта.

Мартовская сессия Академии художеств вселяет надежду, что такая помощь вскоре будет оказана нам, педагогам.

 

Не могут стоять в стороне от дела обучения и воспитания будущих художников и творческие Союзы. Они должны больше проявлять внимания к работе художников-педагогов. Творческие коллективы могут многое подсказать в отношении совершенствования методики подготовки будущего художника, внести свежую струю в жизнь училищ и институтов. К сожалению, такая связь между педагогическими коллективами и творческими Союзами пока что не налажена.

 

Художник—пропагандист коммунистических идей, помощник партии в воспитании народа. Мы всегда должны помнить об этом, и когда воспитываем будущего творческого работника, и особенно, когда наш студент, окончив учебное заведение, входит в жизнь для самостоятельной деятельности. Работники искусства — не кустари-одиночки, они члены коллектива, члены творческих организаций. Но, к сожалению, некоторые отделения Союзов почти не проявляют заботы о дальнейшем воспитании недавнего студента. Предоставленный самому себе, не чувствуя моральной поддержки и товарищеского внимания, начинающий художник легко может попасть под влияние чуждых «измов». Об этом не следует забывать.

 

Руководители и преподаватели учебных заведений понимают, что в их отношениях с учащимися нет достаточно прочных связующих нитей, они знают, что учебные программы несовершенны, что связи школы с жизнью упрощены, неглубоки. Все это мы чувствуем, но тем не менее «воз и ныне там». Почему? Видимо, не хватает нам решительности стать зачинщиками в поисках новых форм, проявить активность в нашем собственном деле.

 

Пусть читатели не сочтут за нескромность, если я поделюсь своим опытом поиска новых форм преподавания. Хочу рассказать о поездке с группой студентов на целину. Попытка выйти за пределы школьной аудитории была продиктована органической потребностью. Хотелось приучить учеников к творческой самостоятельности, хотелось, чтобы их композиции были не плодом отвлечённых размышлений, а откликом на увиденное и перечувствованное.

Деля трудовые будни с героями целины, студенты не могли не видеть, что эти люди с несхожими биографиями и различными судьбами едины в главном — в своём отношении к труду, в своём понимании патриотического долга. И поневоле некоторым нашим студентам пришлось пересмотреть свои взгляды на многое, на то, что ещё столь недавно казалось таким прозаическим.

Невозможно было остаться равнодушным, глядя в горящие радостным огнем глаза тракториста, который пахал всю ночь, а утром пришёл доложить о перевыполнении нормы. Так хотелось разделить с ним чувство победы! И вот один из студентов, после предварительной тренировки, сел за руль и вместе с трактористом нёс ночную смену, прочерчивая прямые борозды по невспаханному полю. Утром, измазанный, усталый, он с восторгом рассказывал, как ярки предрассветные краски на горизонте, как хорошо говорил тракторист, какие песни они пели с ним вместе и как был вкусен хлеб.

 

В общении с людьми труда учащиеся постигали извечную красоту. Так было найдено сочетание процесса обучения и воспитания. Мне было ясно, что именно в таких условиях наилучшим образом формируется мировоззрение молодёжи. И чем раньше это происходит, тем лучше.

Вспоминаю, как в тесной, тускло освещённой комнатке рабочие рассказывали студентам о первых трудностях на целине, о её покорении, о победах. Неожиданно один молодой художник, влюблённый в поэзию не менее, чем в живопись, прочитал стихотворение, потом другое, третье. Было далеко за полночь, а люди всё слушали. С первым солнечным лучом рабочие сели на машины, не сокрушаясь, что ночь прошла без сна.

 

Можно было бы привести десятки примеров такого взаимообогащения. Так было на целине, так было и в Заполярье, и на новостройках — всюду, куда выезжали наши учащиеся. Неважно, кто положил начало таким поездкам. Важно, что это — хорошее начало. Закономерно, что последнее время печать уделяет немало места вопросам обучения и воспитания в общей системе образования, обращая внимание работников учебных заведений на крайнюю медлительность в улучшении методов и сферы их деятельности.

О чем хочется сказать ещё?

В первом десятилетии Советской власти бурный процесс поисков новых форм обучения и воспитания молодёжи в общеобразовательных школах, рабфаках, вузах был настолько эффективен, что его результаты легли в основу всей системы советской педагогики. Ныне многое уже устарело. Выросла культура народа, усложнились задачи, повысились требования. И сегодня требуются такие же энергичные и настойчивые, как на заре Советского государства, поиски средств обновления и усовершенствования нашей педагогической практики и теории.

Мне думается, нужно начать с широкого, представительного совещания или конференции работников художественных учебных заведений для обмена мнениями по проблемам, связанным с воспитанием.

Всю силу своего педагогического воздействия мы должны употребить на то, чтобы молодой художник ясно сознавал, для чего, во имя какой цели он овладевает знаниями. Основополагающие принципы искусства социалистического реализма — партийность, народность — будут наиболее ярко выражены тогда, когда художник тесно свяжет своё творчество с трудом, с жизнью народа. Воспитывать потребность такой связи, положить ей начало нужно в учебном заведении. В этом — наша задача, наш долг.

 

АЛЕКСАНДР САХАНОВ, директор Московского областного художественного училища «Памяти 1905 года».

Журнал «Художник» № 6, 1964 г.