Советская живопись

Найти картину по теме или автору По цене от до рублей

Два портрета А. Н. Толстого

13.01.2022

 

Яркая, оригинальная, колоритная личность выдающегося советского писателя Алексея Николаевича Толстого привлекала творческое внимание многих его соратников по искусству.

О нём умно и тонко писал Иван Бунин, блистательно рассказывал Ираклий Андроников.

Его портретировали Павел Корин и Пётр Кончаловский. Созданные почти одновременно этими двумя живописцами портреты А. Н. Толстого (оба находятся в Государственном Русском музее) по-разному раскрывают необычайно многогранную его натуру.

 

Корин увлёкся Толстым ещё в пору их совместного пребывания у Горького — в Сорренто в 1932 году. Художника поразила буйная, бьющая через край жизненная энергия этого человека.

Корин любил вспоминать первую встречу с Толстым, когда «огромный дядя» шумно ворвался в комнату Горького и, перекрывая свист сирокко, прокричал: «А ветер-то у вас, как в Художественном театре!»

Часто вспоминал он и другой, не менее примечательный эпизод, когда во время их посещения Ростова Толстой взобрался на древнюю колокольню и лихо зазвонил в огромный колокол, переполошив окрестных жителей.

Уже в начале 30-х годов Корин решил написать портрет Толстого. Однако тогда художника увлекала лишь неуёмная, кипучая сила будущей модели. Не более. Словом, первоначальные и довольно устойчивые впечатления о Толстом у Корина долго не позволяли ему нащупать нить к психологическому решению портрета, над которым он начал работать с лета 1934 года. Многочисленные наброски вначале не давали сколько-нибудь яркого, значительного результата. То был Толстой, импонировавший Корину-человеку, но очень далёкий Корину-художнику. Помогло время. Корин со всё возраставшим увлечением перечитывал книги Толстого. Всё чаще встречался с ним, стремясь наблюдать писателя за работой.

Работая, Толстой часто рассуждал вслух, и это дало возможность живописцу наглядно представить себе Толстого-мыслителя, Толстого-творца, богатого духом, художественного летописца нашей истории, вдумчивого исследователя русской души, русского характера.

В результате в 1940 году был создан не только очень похожий, но и интеллектуально ёмкий портрет. Корин собрал все свои впечатления, раздумья, наблюдения воедино, аккумулировал то, что составляло «главную идею» модели, основу её внутреннего «я».

 

П. Корин. Портрет писателя А. Н. Толстого. Xолст, масло. 1940 г.
П. Корин. Портрет писателя А. Н. Толстого. Xолст, масло. 1940 г.

 

Толстой Корина — прежде всего мыслитель. Это и обусловило специфическую живописную трактовку портрета — строгость и целостность его монументальной композиции. Внешне она близка композиции написанного художником ранее известного портрета Л. М. Леонидова: тот же мотив широко развёрнутой на холсте крупноплановой «наседающей» фигуры, та же архитектоничность целого и немногословная ёмкость деталей.

 

П. Корин. Портрет Л.М. Леонидова. 1939 г.
П. Корин. Портрет Л.М. Леонидова. 1939 г.

 

Однако здесь всё приведено к большей стройности и уравновешенности. Формат холста строго квадратен. Фигура фронтальна и центрична. Внутреннее движение образа более сдержанно. Глубинная работа мысли Толстого отражается в напряженном взгляде и плотно сомкнутых губах, в сосредоточенной неподвижности монолитной фигуры. Динамическое начало пробивается наружу лишь в скупом жесте левой руки, крепко сжавшей трубку, и правой, решительно засунутой в карман брюк.

Как и в портрете Леонидова, основное внимание художника сосредоточено на фигуре портретируемого. Однако здесь, исходя из менее суровой натуры оригинала, он разрешает себе несколько оживить обстановку — вводит в фон портрета изображение книжного шкафа. Сравнительно оживлён и колористический строй произведения. Доминирующий в нем тёмно-серый (стальной) цвет костюма соседствует с более светлыми и звонкими цветовыми пятнами — сиреневым жилетом, золотом резных консолей кресла, пёстрыми корешками книг. Всё это сообщает в целом строго решённому образу умеренную декоративность, вполне совместимую с ярким характером оригинала.

 

П. Кончаловский. А. Н. Толстой в гостях у художника. Xолст,  масло. 1941 г.
П. Кончаловский. А. Н. Толстой в гостях у художника. Xолст, масло. 1941 г.

Совсем по-иному решил образ Толстого П. Кончаловский. В первой половине 1941 года он написал большой портрет-картину «А. Н. Толстой в гостях у художника». Писатель представлен на даче Кончаловских в Буграх.

Жанровая завязка полотна, отразившаяся даже в его названии, наглядно обнаруживается при сопоставлении его с портретом Толстого работы Корина.

Там изображен «аристократ духа» в момент высокого напряжения интеллектуальных сил.

В работе Кончаловского раскрыты совершенно иные грани многоликой натуры писателя.

Весёлый, улыбающийся, сидит он за накрытым столом, обильно уставленным всевозможными яствами. В приподнятой руке — чарка. Прежде чем выпить, он что-то скажет хозяину дома, которого мы не видим, но чьё присутствие живо ощущаем. Нечто торжественное, праздничное есть в строго фронтальной посадке полной, широкоплечей фигуры гостя, чисто выбритого, одетого в строгий костюм — при галстуке, в открытой приветливости его умного, высоколобого, «породистого» лица с чуть иронической искоркой во взгляде, в риторическом жесте руки, предваряющем слово. Эта торжественная праздничность — и в щедром изобилии отменных кушаний и вин. Блестящий мастер натюрморта, Кончаловский сумел придать им весьма существенную роль в образном строе картины.

Широта, значительность, внутренняя слаженность образа раскрывается в очень смелой композиции. По сути дела здесь использован тот же принцип видимой произвольности «случайно» схваченного момента и подспудной взвешенности, строгой продуманности архитектоники образа, что и в известном портрете дочери художника 1925 года.

 

П. Кончаловский. Портрет Натальи Кончаловской. 1925 г.
П. Кончаловский. Портрет Натальи Кончаловской. 1925 г.

 

Как и там, Кончаловский обращается к большому размеру изображения. Но на этот раз строит его по горизонтали. Суть композиционного эффекта — в строгом сопоставлении многочисленных горизонтальных линий портрета (край стола, стыки брёвен стены) и вертикально посаженной фигуры.

Портретируемый — в геометрическом центре живописного поля. Вместе с натюрмортом он образует своего рода треугольник, а точнее — пирамиду, где подножием является натюрморт, а вершиной голова Толстого.

Такое строго уравновешенное, математически слаженное построение композиции усиливает ощущение особой значительности образа, придаёт ему черты своеобразной монументальности. Этому способствует эффект «вырастания» фигуры — в результате низкой точки зрения на неё.

Масштабность образа великолепно поддержана «характеристикой» натюрморта. Всё здесь сделано с размахом (и опять-таки не без продуманности).

Нас поражают размеры и цельность каждого предмета. Огромный окорок, почти целая сёмга, целиком зажаренная курица, большие неразрезанные огурцы, помидоры, лимон, внушительной величины старинный штоф с водкой, массивная, со стакан, гранёная рюмка с вином.

И всё это — в полной соразмерности с богатырской натурой гостя, с его почти легендарной ненасытностью, являвшей себя не только в пиру, но и в работе.

Один из друзей Толстого — И. Бунин, вспоминая, как «много и жадно» пил и ел он (особенно в гостях), тут же добавлял: «...но, проснувшись на другой день, тотчас обматывал голову мокрым полотенцем и садился за работу: работник он был первоклассный».

Всё это отлично знал и Кончаловский. И в созданном им образе нас привлекает широкий размах пирующей плоти не сам по себе, а как одно из проявлений сильного, жизнедеятельного и щедрого духом организма.

Могучая полнокровность натуры Толстого, торжественная приподнятость обстановки, в которой он представлен, пожалуй, сильнее и убедительнее всего раскрываются цветовым решением портрета.

Кажется, что краски, которыми он писан, пируют вместе с героем изображения. Портрет празднично светел, декоративно красив.

Колористический «центр тяжести» — в нижней части полотна. На холодной синеватой белизне скатерти яркими самоцветами играют чудесно сгармонированные краски «застольного» натюрморта.

Наиболее звучен передний план картины: рядом с алым пламенем спелых помидоров — изумрудная зелень петрушки и огурцов, звонкая желтизна лимона.

По мере приближения к фигуре портретируемого краски становятся спокойнее, сдержаннее.

В центре второго плана они ещё вспыхивают прозрачной зеленью рюмки и густой вишнёвостью вина, а рядом — уже смягчённые тона розовато-коричневого окорока, светло-розовой сёмги, охристой курицы и золотисто-коричневого пирога.

Такое относительное затухание цвета в натюрморте делает более плавной, органичной его связь с фигурой Толстого, сравнительно тёмным силуэтом выступающей на фоне охристых брёвен стены. В свою очередь, строгий в целом цветовой строй фигуры портретируемого оживлен достаточно яркой карнацией лица (мастерски вылепленного плотными энергичными ударами белой, розовой и синей красок), синим жилетом, белым воротничком сорочки и нарядным сиреневым галстуком в крапинку.

В открытом локальном колорите портрета есть что-то от декоративности некоторых пост-импрессионистов, и это заставляет нас вспомнить увлечения молодого Кончаловского.

Однако мудрость зрелого мастера привела многоцветный и разноголосый «хор» красок не только к ясному, гармонически слаженному мажорному звучанию, но и к реалистической полнокровности изображения, согласной с жизнелюбивым характером оригинала и его празднично-приподнятым настроением.

Итак, прозаический, жанровый мотив превращается у Кончаловского в нечто значительное, выводящее портрет Толстого за рамки интимно-бытового, «домашнего» решения.

И тут советский художник как бы подхватывает интереснейшую ренессансную традицию. В торжественной приподнятости пирующего Толстого, в преувеличенном обилии яств и их необычно больших размерах, наконец, в самом жизнеутверждающем, ликующе-праздничном живописном строе портрета есть нечто раблезианское.

М. Бахтин, говоря о пиршественных образах у Рабле, подчёркивает их внутреннюю значительность. Трапеза, по мнению Бахтина, — одно из самых наглядных и самых сильных проявлений встречи человека с миром. Здесь человек вкушает мир, ощущает вкус мира, вводит его в своё тело, делает его частью себя самого. Пир всегда торжествует победу, это — торжество жизни над смертью. Но особенно важное значение имеет пир как существенное обрамление мудрого слова, речей, весёлой правды.

Так понимали смысл пиршественных образов многие великие мастера. И, пожалуй, именно так понимали его Алексей Толстой и Пётр Кончаловский — умные, сильные, здоровые, жизнелюбивые люди и большие художники. Думается, в этом заключается секрет внутренней ёмкости созданного Кончаловским портрета Толстого.

 

Рассмотренные нами портреты А. Н. Толстого работы двух корифеев советской живописи не только являются великолепными памятниками, увековечившими неповторимый облик выдающегося писателя, но и принадлежат к числу лучших произведений отечественного изобразительного искусства.

 

Л. ЗИНГЕР

Журнал «Художник» № 9, 1985 г.

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru СОВЕТСКАЯ ЖИВОПИСЬ
..