Виктор Григорьевич Цыплаков принадлежит к числу русских советских художников, начинавших свой путь в годы Великой Отечественной войны, которая оказала большое влияние на формирование его творчества. Именно в эти суровые годы Цыплаков стал Цыплаковым — самобытным русским художником.

Осенью 1942 года в далеком Самарканде В. Г. Цыплаков защищал свою дипломную работу — картину «В. И. Чапаев». Директор института И. Э. Грабарь сказал тогда: «Он нашел себя. Тут есть (Грабарь имел в виду композицию картины) незабываемые вещи». Высокую оценку картины поддержал и руководитель работы, профессор С. В. Герасимов: «Цыплаков очень талантлив, очень хорошо подготовлен...»  . Эта первая военная защита прошла блестяще, и наряду с другими молодыми художниками Цыплаков был оставлен на два года в аспирантуре для дальнейшего совершенствования в мастерстве.

События военного времени обострили у молодого художника восприятие истории отечественной культуры. В освобожденном советскими войсками Смоленске он создает интерьер Успенского собора с иконостасом. Красочная гамма звучит в нем подобно древнему хоровому напеву. Этот этюд можно отнести к числу лучших произведений мастера. Он пишет крохотный живописный эскиз к образу В. И. Сурикова, на котором он легко узнаваем, настолько верно уловлено художником внутреннее сходство. В годы войны Цыплаков много думал о А. М. Горьком. Итогом этих раздумий явилась картина «А. М. Горький на Волге».

Стремительно, уверенной поступью вошел молодой мастер в советское искусство послевоенного периода. Его картины имели успех, воспроизводились в печати в виде настенных репродукций и открыток, путешествовали по стране и миру. В этом отношении особенно знаменательна судьба большой картины «В. И. Ленин» (1947), находящейся ныне в Центральном музее В. И. Ленина в Москве и получившей высокую оценку современников. И действительно, среди многочисленных работ историко-революционного жанра эта картина Цыплакова выделяется продуманным, серьезным решением композиции, архитектоникой построения, выразительным жестом. Жест в этой картине, стремительное движение фигуры — олицетворение мысли вождя, его непоколебимой воли.

В картине сказались плоды длительного внимательного изучения как бы заново открытых тогда художником мастеров живописи Возрождения. Следуя классическим примерам, Цыплаков точно рассчитывал узловой центр композиции (голова Ленина), находил необходимую пластическую меру в отношении нескольких фигур картины к монументальной архитектуре Смольного. Успех картины во многом определялся тем, что в строго рассчитанную, масштабную композицию художник сумел внести глубоко личные впечатления, всплывавшие откуда-то издалека, из детства, когда на вокзалах и в деревне приходилось видеть людей, одетых в солдатские шинели, когда шла гражданская война и события революции ощущались где-то очень близко. Многое объясняет одно из признаний художника: «Когда писал Ленина, был в Ленинграде, в Смольном. Смольный покрашен желтой краской. А мне нужен был колорит, как цвет дыма от солдатской махорки, как цвет солдатской шинели, ржаного серого хлеба» *.

Из воспоминаний и жизненных впечатлений рождались образы отдельных лиц картины — обросшего, изможденного фронтовика, матроса, рабочего.

«О Ленине очень много читал, чтобы для себя какую-либо черточку взять». Тоже очень важное признание, открывающее метод создания образа героя картины.

За этой выдающейся картиной последовал ряд других композиций цыплаковской Ленинианы («Портрет В. И. Ленина», 1947; «В. И. Ленин с крестьянами», эскиз, 1948 и др.).

Еще в годы войны была задумана картина о Зое Космодемьянской. Характерно, что Цыплаков отказался от сюжетной ситуации, связанной с изображением казни и запечатленной в известной картине Кукрыниксов. Он предпочел совсем другой путь — своеобразной живописной драматургии. Сюжетное, психологическое противопоставление отважной партизанки и фашистов подчеркивается резким световым эффектом, своего рода ударом света, выхватывающего из тьмы шагнувшую вперед фигуру героини. Картина, появившаяся на послевоенно всесоюзной выставке, произвела в свое время сильное впечатление. К числу наиболее значительных произведений этого времени относится и картина «Бегущие тени» (1946), напоминающая в чем-то живопись Федора Васильева. На первый взгляд это как будто совсем простой сельский пейзаж, но в движении света, в бегущих по земле тенях, самой цветовой насыщенности атмосферы угадывается нечто значительное, прекрасное. К сожалению, в настоящее время местонахождение этой картины остается неизвестным.

В 1940—1950-е годы Цыплаков участвовал на московских и всесоюзных выставках, однако, несмотря на достаточно широкое общественное признание (и безусловное признание в кругу учившихся в одно время с ним живописцев), его творчество не находило серьезного отклика в критике и в работах по истории советского искусства. Выставка в залах Академии художеств СССР является, в сущности, как бы новым открытием художника и его искусства. А оно оказалось гораздо более сложным и многогранным, чем это представлялось в прошлом. На академической выставке удалось собрать картины из многих советских музеев. Наряду с известными, характерными для своего времени картинами на выставку попали довольно многочисленные картины и этюды из частных собраний и мастерской самого художника. Но дело не только в количестве экспонированных на выставке картин. Сейчас, во время больших позитивных перемен, происходящих в стране, появляется необходимость и возможность новой оценки всего творчества художника. Прежде всего хотелось бы остановиться на некоторых моментах, связанных с развитием исконно русских тем и мотивов, зародившихся у будущего живописца очень рано.

Виктор Цыплаков родился в 1915 году в крестьянской семье, в селе Бурминки бывшей Рязанской губернии, в есенинском краю «березового ситца». Ярких деревенских впечатлений ему хватило на многие годы жизни. Они, разумеется, не могли быть только радостными, тем более в годы гражданской войны да и позже, когда пришлось испытать немало лишений, когда семья искала, где прокормиться. Приходилось много и долго ездить по железным дорогам, порой на открытых платформах, попадать под случайные обстрелы, переживать потрясения, видеть очень жестокие сцены... И все-таки восприятие деревенской жизни у Цыплакова всегда окрашивается теплыми, светлыми тонами. Среди картин, исполненных до знакомства с профессиональным искусством, сохранились удивительные вещи — акварельная голова мальчика и картина, изображающая двоюродного брата художника, одетого в сиреневато-розовую рубашонку, приподнятую на животе, и стоящего в позе молчаливого детского раздумья.

Сколько тут выразилось тонкой наблюдательности и той особой, натуральной грации, которой так дорожили В. А. Тропинин и А. Г. Венецианов. Трудно поверить, что все это сделано руками подростка, привыкшими держать не кисть, а молот кузнеца (Цыплаков рано начал помогать родителям — работал кузнецом). В этих первых, еще наивных опытах художественного творчества проявились черты поэтического живописного понимания натуры, свойственные впоследствии искусству зрелого мастера.

Цыплакову выпала счастливая доля заниматься под руководством людей, связанных с традициями московской школы и Московского училища живописи, ваяния и зодчества. По окончании Изотехникума он поступил в Московский художественный институт как раз в то время (1936), когда И. Э. Грабарь и С. В. Герасимов стремились восстановить традиционный живописный реализм. Из педагогов, оказавших наибольшее влияние на Цыплакова, надо назвать в первую очередь Г. М. Шегаля и его помощника по живописи на первом курсе В. В. Почиталова, оба были колористами. Из преподавателей рисунка Цыплаков запомнил А. А. Деблера и тогда еще совсем молодого, энергичного Д. К. Мочальского. Впрочем, по замечанию того же В. В. Почиталова, Цыплаков — «больше своим духом шел, своей мускулатурой, своей силой»  . Главной школой для него была Третьяковская галерея, еще сохранявшая отчасти экспозицию, созданную В. А. Серовым, И. С. Остроуховым, И. Э. Грабарем и другими мастерами искусства и музейного дела.

Именно там в предвоенные годы проходили выставки классиков русской живописи В. И. Сурикова, И. Е. Репина, И. И. Левитана. Очень увлекал молодого художника А. П. Рябушкин.

В Государственном музее изобразительных искусств (ныне имени А. С. Пушкина) и в Музее нового западного искусства на Кропоткинской улице Цыплакова привлекали Гварди и голландцы, Клод Моне и барбизонцы.

Творчество Цыплакова нельзя понять вне того направления русской пленэрной живописи, которое связывается в истории московской школы с именами К. А. Коровина, А. С. Степанова, А. Е. Архипова, С. Ю. Жуковского, С. В. Малютина и некоторых других художников конца XIX — начала XX века. Все они испытали воздействие импрессионизма, что сказалось на палитре и на самом стиле живописи, в увлечении этюдными формами творчества, хотя восприятие этого направления в русском искусстве всегда было самостоятельным, неизбежно получая национальную окраску.

Цыплаков очень любил К. А. Коровина. Следы влияния этого мастера отчетливо проступают в картине «Вечер» (1948) и других картинах, исполненных на знаменитой коровинской даче (теперь — Дом творчества); в Подмосковье, в Саввинской слободе и под Серпуховом, в Троицком, где особенно много работал художник. Во всех этих картинах можно проследить определенную линию живописных исканий красоты и правды. И здесь, как и всегда, одни впечатления накладывались на другие, связанные не только с натурой, но и со штудированием классиков (В. И. Сурикова), с мыслями о больших картинах, об особом картинном содержании.

В своем увлечении коровинским направлением русской живописи Цыплаков порой сближался со своим старшим современником — Сергеем Васильевичем Герасимовым. Эта близость находила выражение и в личных дружеских отношениях. Почти в одно и то же время они создавали портретные образы крестьян, писали свои «зимы» и «зимки». Оба художника жили и, можно сказать, дышали русской деревней. И все же насколько различны созданные ими образы. Свойственные искусству С. В. Герасимова социальная заостренность и некоторая резкость характеристики у Цыплакова обычно исчезают.

В искусстве Цыплакова сильно выражается глубоко лирическое начало радостной живописной гармонии. Пейзаж и жанровый рассказ составляют в его живописи нечто нераздельное, что, кстати, присуще творчеству художников московской школы, например А. С. Степанову. Вот картина «Весенний день», написанная в 1943 году в тогда еще подмосковном селе Коломенском. В этой картине, как и в рассказе Ивана Бунина, все живет, всему веришь и всем любуешься. Прозаические приметы быта — развешанное на улице пестрое белье, размытая дорога, взлетевший на телегу белый петух — неожиданно одухотворяются, расцветают яркими красками. Таким же путем живописного, поэтического осмысления идет художник при разработке многих других сюжетов. Из как будто случайного, наблюденного когда-то мотива («Купание», 1945) вырастает одна из самых красочных картин — «После трудового дня» (1954). Представленные на выставке эскизы-варианты показывают интересный ход развития образов этой картины, помогая понять, как первоначальные впечатления обогащались опытом изучения сложных проблем цвета и композиции. Тела купальщиц действительно сверкают, как бы загораются золотистыми рубиново-красными тонами, взятыми в контрасте с грозовым небом и бегущими по земле тенями. Это действует на зрителя с большой драматической силой. Однако контрастное противопоставление не разрушает торжественного образа красоты и покоя. Картина, впервые показанная на Всесоюзной выставке 1955 года, произвела большое впечатление, получив отклик в произведениях некоторых современников (В. И. Гаврилова и др.). В каком-то отношении картины «После трудового дня» В. Г. Цыплакова и «Весна (Старая баня)» А. А. Пластова явились важным рубежом в развитии советского послевоенного искусства, в понимании содержания и возможностей станковой живописи, прежде всего ее образно-поэтического языка. В этих картинах в разных формах отразилось свойственное именно русской живописи правдивое и вместе с тем целомудренное и возвышенное восприятие обнаженного тела. Работая над картиной «После трудового дня», Цыплаков как бы возвращался к самому себе, к своим первым серьезным опытам в учебных постановках. Творчество большого художника всегда по сути своей цельно, и между отдельными его картинами существуют скрытые внутренние связи. Они явственно проступают и в творчестве Цыплакова, причем в самых разных картинах.

Цыплаков много и упорно пишет с натуры, развивая одни и те же излюбленные мотивы. У него часто повторяются «террасы» с видами в сад, на улицу или в лес. То это навеянный искусством К. А. Коровина образ гурзуфской террасы, то довольно многочисленные деревенские виды: терраса зимой с серебристым снежным фоном, терраса летом с присевшей отдохнуть женщиной, терраса осенью в картине «Жаркая осень». Эти террасы образуют самостоятельный поэтический цикл, отражающий смену разных времен года, их вечный круговорот.

В пейзажах, связанных с темой природы, Цыплакову удается проникнуть в глубины ее потаенной, скрытой жизни. Особенно типичны весенние пейзажи со снегом («Последний снег», 1966) и без снега («Снег сошел», 1965), в которых с такой тонкостью выражается особое состояние протаявшей, ожидающей тепла земли. Характерно, что во многих случаях эти скромные по размерам картины, написанные прямо с натуры, приобретают характер содержательных картин. Очень любит художник уютные дворики со следами неутомимого крестьянского труда. Некоторые картины были написаны в знаменитой Саввинской слободе под Звенигородом, где в прошлом бывали И. И. Левитан, Л. Л. Каменев. Некоторые цыплаковские дворики, особенно зимний с березами, написанный в Тарусе, живо напоминают А. К. Саврасова с его знаменитым «Двориком», находящимся в Государственной Третьяковской галерее, и это не только случайная ассоциация. Национальное русское начало творчества Цыплакова выражается в неизменном тяготении художника к музыке и поэзии, в органическом родстве музыкальных, литературных и изобразительных мотивов. В этом — один из секретов художественной и жизненной полноты цыплаковской живописи. Особенная близость к русской поэзии и музыке, прежде всего к русскому романсу, чувствуется даже в названиях многочисленных картин и этюдов: «Мороз и солнце», «Зимушка-зима», «Зимка», «Солнце на лето — зима на мороз», «Март-бокогрей» и так далее. Свойственные русскому романсу отзывчивость, задушевность, мелодическая напевность и абсолютная гармоничность находят отражение и в живописи художника, в тонких переходах цвета и света, лессировках, безошибочно взятых тонах и полутонах. Цыплаков любит ясные, предвесенние дни, когда снега как бы расцветают, сияя под солнцем, впрочем, он так же охотно пишет серенькие деньки с неярким серебристым светом низкого облачного неба. В своих «зимах» и «зимках» он выступает преемником тех живописных традиций, которые восходят к пленэрным мотивам живописи В. И. Сурикова. Образ снежного покрова земли связывается в представлении художника с Родиной, с ее стариной, историей и памятниками зодчества («Собор Рождества Богоматери в Суздале», «Церковь Благовещения в Борисоглебске»). Это очень важная сторона искусства художника, представившего землю украшенной «величеством» сияющих над ней храмов.

В зимних пейзажах обращает внимание виртуозное мастерство, с которым наносит художник красочный слой, то более плотный и весомый, то, напротив, как бы размытый воздухом, почти акварельный. Не случайно этюд «Мороз и солнце» (1952), принадлежащий ныне Государственной Третьяковской галерее, вызвал восхищение И. Э. Грабаря. Цыплаков вспоминает, как тот, увидев этот этюд, просто прыгал от восторга, восклицая: «Вот это русское искусство!»

На серебристом зимнем фоне написан и один из автопортретов, тоже находящийся в Государственной Третьяковской галерее. Вещь серьезная, углубленная, без намека на какую-либо игру или самолюбование, столь свойственные некоторым автопортретам современных художников. Вообще-то Цыплакова не принято считать портретистом, но он не раз настойчиво обращался к искусству этого высокого и трудного жанра. Интерес к портрету определился у него давно, еще в период занятий в институте, когда им были написаны замечательные учебные постановки. В них впервые проявились увлечение Веласкесом и самостоятельное постижение красоты натуры. К этому времени относится очень выразительный мужской портрет,   ставший   впоследствии   достоянием Государственной Третьяковской галереи. Очень хорош маленький этюдный портрет «Сынишка с кружкой» (1943), относящийся к числу ранних работ художника. Цыплакову всегда больше удавались портреты родных или близких по духу людей. Очень хорош портрет художника поэта П. А. Радимова (1953), сложный и тонкий по живописной харак- теристике, интересный по цвету, как бы излучающий радость. В 1949 году был написан портрет Л. М. Леонова. В простой и спокойной композиции этого портрета явно улавливаются какие-то очень верные черты характера, присущие старейшему русскому писателю. В свое время, в конце 1940-х годов, в виде большого композиционной портрета была задумана картина о С. А. Есенине. И вот теперь, много лет спустя, зимой 1986 года, на выставке «Советская Россия»   появилась новая картина, посвященная этой теме. В ней С. Есенин представлен идущим среди зреющих хлебов. Золотистым цветом колосящейся ржи окрашена и прядь волос на голове поэта; в его глазах — голубизна летнего неба... Медленно катится по дороге телега, недвижно застыли крылья ветряной мельницы... Картина не является иллюстрацией к тем или иным стихотворениям поэта, но в ней звучит задушевная песенная нота, выражающая общий характер творчества С. А. Есенина. Творчество Цыплакова-живописца неразрывно связано с   многолетней педагогической деятельностью в Московском государственном художественном институте им. В. И. Сурикова, где с 1957 года он руководил мастерской станковой живописи. Цыплаков видел главный смысл этот деятельности в том, «чтобы огонь не угас» и продолжались традиции русской реалистической школы. По его твердому убеждению, только эта школа дает полноту истины в художественном понимании человека и природы, света и цвета.

Собственно, этому он всегда и учил — видеть и чувствовать красоту. «Пишите светлее,— повторял он постоянно. — Натура сама по себе светла. Если взять верные отношения, то и живопись получится светоносной. А поэтому — здесь следует некоторая пауза, сопровождаемая лукавой улыбкой,— поворачивайте холст к небу, тогда и возьмете светосилу во всю силу, даже зимой!»

Свет, по мнению Цыплакова, это целая философия, душа самой живописи. Поэтому он всегда уделял так много внимания проведению пленэрной практики в разных местах — на знаменитой академической даче в Козах, в Саввинской слободе под Звенигородом или на Оке в окрестностях Рязани, то есть на юге, где много солнца, и в средней полосе, где природа так богата полутонами.

Он всегда ратовал за наглядность обучения. Он умел увлекать и сам увлекался, хотя говорил, как правило, мало, больше афоризмами: «Победишь себя — станешь художником». Эти крылатые изречения передаются из поколения в поколение по разным мастерским института. Цыплаков был добр и отзывчив. Он бережно относился к личным, индивидуальным особенностям своих воспитанников, незаметно, тактично направляя их на путь самостоятельных исканий. И его ученики находят себя, работая в разных жанрах, а за последние годы все чаще пробуют силы в исторической живописи.

Недавно мастерскую Цыплакова окончили несколько талантливых молодых художников, успешно вступающих ныне на путь самостоятельного творчества,— это В. Страхов, Е. Пименова, Н. Туруновская, А. Саплин, К. Мустяца, Л. Беседнов, С. Крылов. В 1970—1980-е годы защитили свои дипломные картины С. Андрияка, А. Папанага (Павлова), В. Козлов, Л. Сокуренко и Н. Анохин. Кто-то из них уже успел проявить себя на выставках, окончить аспирантуру. Знаменательно, что некоторые из учеников Цыплакова начали преподавать в художественных школах и вузах. Среди молодых выпускников часто встречаются и иностранцы, прошедшие в мастерской русскую реалистическую школу. Это не мешает им находить себя потом в своем национальном искусстве.

В разное время у Цыплакова учились С. Ткачев, Е. Зверьков, Н. Пластов, А. Белых, Б. Окороков, А. Холмогоров, В. Забелин, И. Шевандронова и А. Тутунов, Н. Соломин, Е. Сорогин, Е. Сорокин, Л. Щипачев, Э. Браговский, Е. Леонова, А. Ладнов, В. Сибирский, П. Блок, А. Астальцев, Н. Сурин, М. Паншаев, И. Солдатенков и М. Иванова. Вот далеко не полный перечень имен художников, уже вошедших в историю советского искусства.

Мастер живет в своих учениках. Эта старая добрая истина обретает в наши дни особую жизненную ценность. Воспитанников цыплаковской мастерской можно сейчас встретить и в Москве, и в Вологде, и в Костроме, и в Калинине, и в Сибири, и в самых разных республиках. Они разлетелись, как птицы по своим гнездам. Но их всех объединяет чувство верности традициям живописного реализма и любви к Родине. И в этом видится самая высокая похвала их замечательному наставнику.

Н. Н. ТРЕТЬЯКОВ