Николай Николаевич Горлов

Вспоминаю своё первое впечатление от знакомства с работами Николая Горлова. Огромное количество больших живописных полотен, бесконечная повторяемость одних и тех же сюжетов, разнообразие жанров. Долгая протяжённость во времени — от 30-х до 80-х годов. Картины висят на стенах, стоят вдоль стен, свернуты в рулоны — они заполнили без остатка всё пространство его квартиры в Большом Девятинском переулке.

Лавина впечатлений обрушивается на зрителя. Кажется, художнику было тесно в узких рамках камерного жанра, и он «выносил» обычный, порой непритязательный пейзажный или портретный мотив на большие холсты, писал темпераментно, энергично, крупным размашистым мазком. Как же разобраться в этом мощном, стихийном, охваченном неуемной жаждой жизни, жаждой новых впечатлений творчестве? Надо было прийти сюда не один раз, чтобы ощутить, как в восприятии стихия постепенно упорядочивается, обретает черты стройности и целостности, и серии картин начинают восприниматься как своеобразные живописные сюиты. Художник всё время возвращался к одним и тем же сюжетам, но уже с иных позиций, с высоты жизненного и творческого опыта. Шёл напряженный живописно-пластический поиск.

В семье художника сохранились многие из его ранних работ. Мы видим, как в упорных профессиональных штудиях он постигал гармонию соотношений линии и цветового пятна, контрастов света и тени, законы перспективы. Уже в студенческие годы, когда весь курс выезжал на этюды в Козы, он учился видеть природу в причудливом взаимодействии красок, рефлексов, бликов солнца. В пронизанных светом, насыщенных по колориту крымских пейзажах художник передаёт сложные тональности различных состояний природы — он строит красочную гамму своих полотен на оттенках красного, жёлто-зеленого, охристого, изумрудного, голубого цветов.

Ему было интересно наблюдать один и тот же пейзажный мотив в разное время дня и года, с разных точек восприятия. Так создавались живописные полотна, которые можно сгруппировать в серии: «Горки Ленинские», «Золотое кольцо», «Большой Девятинский переулок», «Сенеж».

Среди этих картин есть и простые натурные зарисовки, и пейзажи-размышления, где проявилось жизнеутверждающее, активное, радостное мироощущение художника, которому была чужда пассивная созерцательность. Николай Николаевич Горлов мог часами работать на пленэре. В запечатленной на его полотнах природе с её прихотливо меняющимся настроением всё живёт, дышит, волнуется, набирается сил.

Он мастерски передает игру бликов солнца на речной поверхности, серебристую рябь, пробежавшую по озеру, звонкое разноголосье весеннего леса, охваченного порывом лёгкого ветра.В этой приветливой, сияющей солнцем, излучающей тепло и добрую энергию природе человеку легко, уютно и свободно. Даже осень в картинах Николая Горлова — не увядание, а буйное, щедрое плодоношение земли.

Особую грань его творчества раскрывают небольшие по размеру картины из серии «Самарканд», посвященные городу, где художник вместе с институтом находился в эвакуации в годы войны. Они передают ощущение новизны колористических впечатлений художника, впервые попавшего в Среднюю Азию. В них доминирует раскалённый свет солнца, как будто «расплавляющий» предметы, очертания которых становятся неясными и расплывчатыми.

Для творчества Николая Горлова характерен непрерывный процесс накопления впечатлений. Он страстно вбирает в себя мир с его запахами и красками, с его радостью и болью. Он спешит запечатлеть весёлые, напоенные чистым воздухом леса, широко льющиеся реки, задумчивые перелески.

Лирический герой его полотен - он сам, живущий в мире свободно и цельно, с каким-то непостижимым азартом занятого любимым ремеслом человека. Его живопись — красочная, пастозная, плотная, с крепко ощутимой фактурой. Как удачно он обыгрывает пластические достоинства предметов, помещая их в замкнутое световоздушное пространство!

В его натюрмортах, по-фламандски сочных, радующих глаз, завораживающих в своём «аппетитном» предстоянии, сполна проявился мощный живописный темперамент художника. Устойчивый мотив, к которому всё время обращается мастер, — гранат, главный «герой» многих его натюрмортов. Что это — дань живописной красоте этого плода или тоска голодного беспризорного детства? Что здесь от искусства, а что от жизни?

В творчестве Горлова всё сплетено, взаимосвязано и неотделимо друг от друга. Порой его захлёстывали эмоции, и он не мог сосредоточиться на главном, выделив его, отбросив всё лишнее. Он словно стремился объять необъятное, всё понять, всё прочувствовать.

Он жил широко и беспечно, но эта беспечность проявилась только в отношении к бытовым реалиям, в творчестве он был строг к себе и дисциплинирован.

Через этюды, случайные наброски, эскизы шёл художник к полотнам высокого качества, оправдывающим слова И. Грабаря о Горлове — участнике выставки дипломных работ в ГМИИ имени А. С. Пушкина в 1943 году: «Признали, что явление незаурядное» (комиссия смотрела картину «Штурм Зимнего дворца»).

А предыстория была такова. Семилетним мальчиком Николай Горлов, оставшись без родителей, был определён в детский дом в сибирском городе Омске. Может быть, уже в те годы какие-то неведомые силы не позволили ему покориться монотонному ритму жизни детдома.

В четырнадцать лет он сбежал оттуда, чудом добрался до Москвы, где был направлен в Люберецкую трудколонию имени Ф. Э. Дзержинского. Там он занимается в изостудии, куда часто приезжал Б.В. Иогансон. Выставки студийных работ смотрел и Игорь Грабарь, рекомендовавший Горлова для поступления в Московский художественный институт, где он впоследствии считался одним из самых одарённых студентов.

В 1939 году Т. Коваленская в журнале «Искусство» писала: «Высокого профессионально-художественного уровня достигли в своих этюдах студенты Н. Горлов и Е. Диффинэ. Им обоим свойственна большая свобода и уверенность в обращении с цветом и точность в передаче зрительских впечатлений».

Начиная с дипломной работы, Николай Горлов неизменно обращался к историко-революционной теме, невзирая на перепады общественного интереса к тематической картине.

Ровесник революции, он верил в её идеалы и её героев. Эти масштабные полотна, которые отличает глубокая продуманность всех пластических компонентов, требовали от художника больших усилий, кропотливого труда и полнейшей искренности. Таковы полотна «Дзержинский с беспризорниками», «Штурм Зимнего», «Легендарные песни Октября».

Выставка познакомит зрителя с некоторыми работами горловской Пушкинианы. Художник внимательно изучал творчество великого поэта, знал наизусть многие его стихи.

Лирико-эпическим настроением проникнута картина «Пушкин в Гурзуфе в семье Раевских» (1949—1950). Её образный строй сродни романтическим балладам и стихам южной ссылки поэта. Она продумана в каждой детали, точность передачи атмосферы и настроения (тишина южной ночи, тихий плеск моря, загадочные силуэты гор) сочетается в ней с жёсткой конструкцией пластической композиции. Зажжённые свечи и свет луны освещают лицо поэта — оно вдохновенно и счастливо, опальный поэт обрёл душевный покой в семье близких друзей Раевских. Потом был ещё один вариант этой картины—дневной, солнечный.

Позже были созданы полотна «Пушкин среди декабристов»(1953), «Могила Пушкина» (1981), цикл пейзажей села Михайловского (1981).  

Николай Николаевич любил дарить свои произведения народным картинным галереям. Вместе с другими московскими художниками он участвовал в создании коллекций народных галерей в старинном русском городе Данкове в Липецкой области, в селе Льялово на севере Подмосковья и других.

Художник оставил после себя большое количество картин, которые пока неизвестны зрителю. Он много работал, спешил работать, казалось, ему не хватит жизни, чтобы высказаться до конца. И может быть, эти картины художника, собранные вместе на его первой персональной выставке, помогут зрителю понять, чем жил и что чувствовал художник Николай Горлов.

 

 Т. ДМИТРОХИНА