Далеко не для каждого сразу, в юности определяется профессия, которая станет самым главным и дорогим делом жизни. Так сложилась и судьба художника Вячеслава Николаевича Руцая. Три «музы» вдохновляли его в молодые годы. Первой была музыка — он учился игре на скрипке; бросил уроки, но еще долго не расставался со скрипкой. Занятия и любовь к музыке оставили след на всю жизнь, помогали художнику находить «музыкальность» в живописи — в ритмах композиции, в гармонии колорита, в пластичности форм и линий.

Дольше, пожалуй, длилось увлечение театром. Будучи студентом педагогического факультета Белорусского университета, Вячеслав Николаевич одновременно работал в Первом Белорусском государственном театре актером-статистом и помощником декоратора. В 1923 году его направили в Москву в Белорусскую драматическую студию учиться актерскому мастерству. В архиве художника хранится небольшая пожелтевшая афиша 1924 года студийного спектакля «Царь Максимилиан», в котором В. Н. Руцай играл Анику-воина.

Ушёл и из театра — победило давнее и неодолимое влечение к живописи. Но и «театральные» годы не прошли впустую. Соприкосновение с театром всегда помогало строить композицию, находить характерный типаж, «завязывать» действующих лиц в картине живыми мизансценами. Театр был для Руцая прекрасной школой общего эстетического воспитания. С большой благодарностью вспоминает он своих педагогов по театральной студии — актеров МХАТ-И — Б. Афонина, В. Громова, В. Смышляева и в первую очередь — А. Потоцкого: «Я очень многим обязан Потоцкому. Это он приобщил меня к высокой культуре, к большому искусству, убедил, что мое призвание — живопись», — вспоминает В. Н. Руцай.

Ещё в Минске Руцай начал брать уроки рисования у художника Я. Кругера. И в Москве театр он совмещал с занятиями живописью и рисунком в частной студии художника М. Шапшала. Постепенно зрело решение поступить во Вхутемас. Эта давняя мечта сбылась в 1924 году. Сложная и противоречивая атмосфера художественной жизни двадцатых годов захватила и вхутемасовцев. Самых разных позиций и взглядов на искусство держались и педагоги и студенты. «Я обучался у нескольких преподавателей, — рассказывает Вячеслав Николаевич, — у А. Древина, Д. Кардовского, И. Машкова, А. Шевченко. Ясно, что нам, студентам нелегко было разбираться в противоречивых указаниях и методах. Пожалуй, больше всего мне дали занятия в мастерской А. Древина».

Вероятно, в силу такого «разногласия» педагогов, студенты старались учиться и друг у друга. К тому же среди сокурсников Руцая было много одарённой молодежи, которая впоследствии заняла видное место в советском искусстве — М. Аксельрод, К. Дорохов, Л. Зевин, А. Каневский, П. Крылов, Н. Ромадин, И. Рубанов, П. Толкач, Е. Малеина, Н. Добросердов, Г. Тарасевич, Е. Давидович, К. Вялов. 

Но их общим «наставником» и любимцем был А. Ржезников – старший товарищ по ВХУТЕМАСу.  Исключительно одаренный живописец и рисовальщик, фанатически преданный искусству, он был широко эрудированным человеком, интересовался философией, литературой, поэзией, музыкой — был своего рода «энциклопедистом» для студентов, которых увлекала разносторонность и оригинальность его натуры, мышления, высказываний. «Его раннюю гибель на фронте, куда он пошел добровольцем, многие из нас пережили очень тяжело», — говорит Вячеслав Николаевич. И он рассказывает, как много дал ему, начинающему художнику, Ржезников, пожалуй, даже больше, чем педагоги Вхутемаса. В летние месяцы В. Н. Руцай ездил вместе с ним в Чернигов — на родину Ржезникова, в Геленджик, чтобы писать этюды под его руководством.

В. Н. Руцай считает своими «косвенными» учителями и тех художников старшего поколения, которые ему были близки и своими позициями в искусстве и просто человеческими чертами характера. Это Н. Крымов, В. Крайнев, Н. Чернышев, А. Пластов, Ф. Богородский, В. Фаворский, С. Коненков, А. Матвеев.

После окончания Вхутемаса в 1930 году Вячеслав Николаевич был призван на годичную службу в армию. Но и там он старался не отрываться от искусства. Попав в Ленинград, он все свободное от службы время проводил в залах Эрмитажа, Русского музея. Вернувшись после армии в Москву в 1931 году, он начал преподавательскую деятельность в Техникуме ОГИЗа, где был заведующим учебной частью. Первое выступление Руцая на выставке относится к 1926 году. В 1933 году, получив первый большой заказ, написал картину для выставки «15 лет РККА» — «Выезд зенитной батареи в поле». В 1939 году в Москве состоялась его персональная выставка (вступительная статья Н. Г. Машковцева). Так удачно началась творческая жизнь молодого художника.

Великая Отечественная война разрушила все намеченные планы. В. Н. Руцай с первых и до последних дней войны был на передовой — участвовал в жестоких боях под Москвой, в Орловской операции, в освобождении Вязьмы, Карачева, Брянска, городов Белоруссии, Латвии, Литвы. У художника сохранились две фронтовые газеты: «За правое дело» от 10 марта и «За Родину» от 20 марта 1942 года. В обеих — его фотографии. Под первой подпись: «Тов. Руцай, инициативный, смелый командир-зенитчик, отличившийся в боях с немецко-фашистскими оккупантами». Под фотографией во второй газете напечатано: «Растут наши боевые командиры. В борьбе с захватчиками они показывают свою воинскую зрелость, бесстрашие и преданность Родине. На снимке: лейтенант Руцай, бывший командир батареи, назначенный сейчас зам. командира дивизиона». В том же, 1942 году В. Н. Руцай вступил в партию. Войну он закончил в звании гвардии майора и в должности заместителя командира полка по строевой части. Вернулся в Москву инвалидом войны.

Рассказы В.Н. Руцая о военных эпизодах подобны кадрам героического фильма. На мой вопрос — почему в его творчестве почти нет военных тем — он ответил: «Я не люблю трагедий, а потому и не пишу на темы войны. Я люблю красоту мирной созидательной жизни, красоту земли и всего того большого и прекрасного, что создается руками человека. За эту жизнь мы воевали». Одну из своих первых послевоенных картин Вячеслав Николаевич назвал «Война окончена» (1952). В ней выразил он счастье возвращения к мирной жизни, право на которую завоевал своим солдатским подвигом. Картина пронизана радостью бытия. Она — и в дружбе счастливой семьи, и в красоте молодых обнаженных тел, и в сиянии солнечного света, и в нежной зелени цветущей земли.

Войдя в мастерскую Руцая, сразу понимаешь, что увлекает художника. Огромное окно похоже на уголок цветущего ботанического сада. Какой же силой любви к природе нужно обладать, чтобы создать этот «оазис» в большом каменном доме, где за окнами шумит повседневная городская жизнь. Художник перечисляет названия редких растений, которые он каким-то чудом сумел вырастить здесь, и показывает большой натюрморт— это чудесное окно, воплощенное на холсте — «Цветы. В мастерской художника» (1957). В. Н. Руцай работал над ним больше года, стремясь передать в живописи все великолепие разнообразных форм растений, пластики изгибов их стеблей, богатство красок этого цветущего царства.

Также необычен и «Географический натюрморт» (1947). «Он посвящен земле и её элементам», — говорит художник. Своеобразно скомпонованы глобус, куски горных пород, портрет великого ученого-путешественника, исследователя земли — Н. Миклухо-Маклая и небольшая бронзовая стутуэтка Будды. Всё вместе — рассказ о земле, её сокровищах, о неодолимом влечении человека к познанию мира, о его философских раздумьях о жизни. И этот натюрморт написан внимательно, вдумчиво, материально-убедительно.

А как красивы дары морей и океанов, извлеченные из их таинственных глубин, в «Натюрморте с раковинами» (1973). На фоне светлой зеленовато-голубой ткани, падающей свободными складками, нежно переливаются, мерцают перламутровые раковины самых разнообразных причудливых форм. Они восприняты и переданы художником как одно из чудес мироздания.

Но не только с таких философски-познавательных позиций видит художник мир вещей. Вот он пленился изысканной формой экзотических орхидей — натюрморт «Орхидея» (1964). В этом натюрморте его интересовало и решение трудной живописной задачи — белые и бледно-зелёные цветы, стебли, листья на равном по силе тона светло-зелёном фоне. Художника привлекает яркость лиловых «Колокольцев» (1972), стоящих на раскрытом окне, где их заливает свет летнего солнца, и нежная-нежная хрупкость весенних фиалок — «Натюрморт с фиалками» (1972).

Часто художник открывает в вещах, среди которых мы живём, удивительную красоту, не замечаемую нами в повседневной суете: на кухонном столе оказался таким неожиданно эффектным большой, тяжёлый, отливающий старым серебром сом, а рядом с ним, по контрасту, чисто зазвучала желтизна лимона и показались нежными и хрупкими полузавядшие стрелки зелёного лука в стеклянной банке — «Натюрморт с сомом» (1974).

Среди «бытовых» натюрмортов особенно привлекает внимание живописным мастерством «вкусно» написанный «Натюрморт с самоваром. Ждём друзей» (1976). Удивительно гармонична цветовая гамма натюрморта с празднично накрытым для чая столом, с красивым серебристым самоваром, расставленной посудой и разрезанным пирогом на светлой скатерти. В нем есть, кроме радующих глаз чисто живописных качеств, что-то очень человечное, душевное, словно начало повести о дружбе, русском гостеприимстве.

Но всего больше занимает Вячеслава Николаевича пейзажный жанр. Здесь особенно ощутима глубокая любовь и интерес художника к природе. Не только любование её красотой, но и пристальное изучение её жизни, поиски образности. Вячеслав Николаевич работал во многих местах: в Чернигове (1928—1931), в Самарканде (1930), в Армении (1934—1936), в Крыму (Симеиз, 1971—1973), в Москве и Подмосковье: Красная Пахра, чеховские места, среди них — Новый Иерусалим, Истра, куда он постоянно ездил в последние годы. «Природа так богата мотивами, состояниями, что и на одном небольшом участке можно работать без конца, находя все время новое и увлекательное для художника», — замечает В. Н. Руцай, показывая свои пейзажи. Их можно разбить на две темы — городской пейзаж Москвы и жизнь природы. И те и другие пейзажи написаны внимательно, вдумчиво, всегда точно передают настроение.

У художника свой метод, своя система работы. Сначала он быстро, «на одном дыхании» прописывает всю композицию акварелью или темперой. Так он фиксирует остроту и свежесть первого впечатления. А потом, уже не спеша, тщательно прорабатывает маслом весь холст, кусок за куском, разбирая форму, цветовые и световые отношения, стараясь передать то состояние природы, которое его привлекло.

В молодые годы Руцая пленила своеобразная природа Армении. Из сохранившихся у художника работ хочется отметить «Пейзаж в Армении» (1934). Величественно поднялись высокие аркады моста, переброшенного через реку. Мчащийся по нему поезд придает композиции динамичность, осязаемое чувство пространства. А вокруг горит пожаром золото осени...

Много прекрасных пейзажей написано в Симеизе. Руцай умеет «ввести» зрителя в любое настроение природы. «Скала Дива» (1971) — буря и ветер, высокие оголенные серебристые скалы, одинокая сосна. Здесь пустынно и тревожно. А какая ликующая радость в пейзаже «Крым. Берег моря» (1972), где так прозрачен воздух, где нежно розовеет небо, от которого легли лёгкие отблески на спокойную прозрачную водную гладь. Эта перламутровость раннего южного утра передана тончайшими переходами тёплых и холодных тонов. Кажется, что «слышишь» эту тишину, нарушаемую только хрустальными всплесками набегающей волны. Без всякой нарочитой декоративности и «нарядности» сумел художник поэтично передать очарование южной природы.

Но самые любимые места В. Н. Руцая — среднерусская полоса, Подмосковье. Множество пейзажей, солнечных и пасмурных, написано здесь. Вячеслав Николаевич встаёт иной раз до рассвета, чтобы увидеть, как просыпается земля. Пейзаж «Утро» (1968) — в прозрачной серебристой дымке растворяются и небо, и вода, и уплывающие дали, призрачными кажутся деревья. Всегда особенно внимательно проработано небо — именно оно наиболее ощутимо создает настроение пейзажа.

В пейзажной живописи Руцая трудно провести границу между этюдом и картиной. Для него даже небольшой этюд — не только штудия натуры, это всегда и образ и настроение. Разве не относится сказанное к пейзажу «Ивы над рекой» (1968), где столько романтики в старых вековых ивах, клонящих к воде тяжелые могучие ветки, в упавшем, умирающем дереве? А ведь вокруг все такое простое, обыденное — берег небольшой речушки, домишки на другой стороне. И разве не запомнится своей романтичностью пейзаж «Перед грозой» (1962)? Он эффектен сильными контрастами — тёмное небо и вдруг высветленный фосфорическим блеском высокий берег с белыми домами, тяжёлая лилово-синяя вода с коричневыми отливами и яркая зелень на берегу, освещенная пробившимся лучом.

Свои большие картины-пейзажи Вячеслав Николаевич пишет подолгу. Если он не дождётся такого состояния природы, которое он начал писать, то иной раз работа переходит даже на следующий год. Только так, не спеша, можно было написать большой пейзаж «В лесу» (1975), где выверена каждая деталь и все обобщено в единое целое. Жаркое лето, тишина, неподвижны пышные кроны деревьев, пронизанные солнечным светом, уводит в прохладную глубину леса тропинка, по которой идёт женщина.

Множество пейзажей написано и в Москве — весенних, летних, зимних. Из последних особенно поэтичен «Масловка. Зимнее утро» (1973). Вот таким однажды увидел Вячеслав Николаевич, придя в свою мастерскую, знакомый, ничем не примечательный двор «городка художников». Деревья, одетые в серебристый иней, вдруг осветились бледным зимним солнцем, придав всему вокруг некую сказочность.

Но всё-таки и в Москве художника тянет в места, где ещё сохранились уголки нетронутой человеком природы — в Серебряный бор, Фили, на Ленинские горы — туда, где видно большое открытое небо, где зеленеют берега Москвы-реки и над водой склоняются деревья.

Кажется, что меньше всего в творчестве В.Р. Руцая занимает портрет, работа над которым часто не выходит за пределы этюда. Пожалуй, лучше художнику удаются портреты детей. В них тонко подмечена особая пластика движений, живая выразительность лиц — «Портрет сына» (1946); «Внучка» (1971). Из ранних работ удачен юношеский портрет художника В. Буланкина, ученика Руцая (1938). Интересно задуман выполненный только в эскизе портрет Паганини (1951).

На вопрос, какой жанр для него самый интересный, Вячеслав Николаевич ответил: «Композиционная картина. Но, к сожалению, так складывались у меня обстоятельства, что я часто даже не знаю о судьбе своих картин. Уходят они в клубы, дома пионеров, дома отдыха, чаще всего «пропадая без вести». И художник показывает множество оставшихся небольших эскизов этих картин. Среди них — большая Ленинская сюита, выполненная в 1963—1973 годах: «Штаб Октября», В. И. Ленин на субботнике в Кремле, в Горках, принимает красноармейцев, на лодке, с детьми. Руцай назвал эту сюиту «Всегда с народом». Большой труд вложил в нее художник-коммунист, работая над документальными материалами в архивах, библиотеках, Центральном Музее В. И. Ленина, десятки раз перерабатывая композицию в поисках неизбитых решений.

В мастерской художника эскизы к картинам «Встреча М. В. Фрунзе с рабочими Иванова» (для мемориального музея в Шуе), «М. И. Калинин на подпольном собрании Миусской подстанции» (обе — 1950); «Провозглашение Советской власти» (1963), «Керченские партизаны. Вручение оружия Володе Дубинину» (1969). И каждый раз В. Н. Руцай выезжал в места, связанные с происходящими событиями: в Иваново, чтобы «почувствовать» этот город революционных традиций, город, где был создан первый Совет рабочих депутатов, в Керчь, чтобы побывать в исторических катакомбах, укрывших партизан в годы Великой Отечественной войны. Он встречался с теми, кто остался в живых, с родными и друзьями погибших, по крохам собирая из рассказов свидетелей, из писем, фотографий материал для своей картины. Так возникла у Вячеслава Николаевича тесная дружба с оставшимися в живых керченскими партизанами, со всеми, кто чтит их память. Художник переписывается с ними, участвует в традиционных встречах керченских партизан... Разве это не признание народом силы искусства, воскрешающего в нашей памяти героические события прошлого и павших героев.

Большое удовлетворение приносила Вячеславу Николаевичу и его педагогическая деятельность — в Техникуме ОГИЗа (1931 — 1932), в Доме пионеров Бауманского района столицы (1932— 1954), в изостудии Московского Дома ученых (1952—1963), в изостудии Дома культуры МГУ на Ленинских горах (1954— 1963). Его ученики тех лет стали архитекторами (Э. Путинцев), художниками: В. Буланкин, А. Лохин, А. Горский, В. Галкин, Н. Любимова, Л. Гудсков, Е. Лобанов, А. Цветков, В. Сильверстов, С. Пасконин — в Москве; С. Андрухович, М. Беленицкий, Г. Бржовский, К. Космачёв, Е. Красовский, В. Суховерхов, Н. Тарасиков и другие – в Минске, на родине В.Н. Руцая.

Так, от одного поколения к другому передается эстафета русского реалистического искусства, продолжая непрерывную линию его развития. Многих старых мастеров В. Н. Руцай считает своими великими учителями. Венецианов, Левицкий, Рокотов, Сильвестр Щедрин, Александр Иванов, Фёдор Васильев, Шишкин, Куинджи, Валентин Серов, Остроухов, Врубель, — все они его любовь, его гордость за великое русское искусство.  

С. Разумовская